Тень. Позволь тебя любить
Шрифт:
Он просто наблюдал за девчачьей дракой, смотря за движениями Рейн. Она что, занималась спортом у себя в смертном мире?
Панни пыталась встать, но Защитница волокла её, как куклу, вцепившись в чёрные короткие волосы. При этом что-то кричала и яростно пинала её ногами.
Офигевшие в край свидетели драки разом очнулись от шока и побежали за девочками, но близко не подходили.
Милтон, смотря на то, как Панни выхватывает знатных пиздюлей, решил таки оторваться от подоконника,
Схватив за воротник Рейн, он оттащил её и впечатал в стену, оставив Панни валяться но полу. Дэнни сразу же подбежала к подруге, что-то успокаивающе причитая, а Генри навалился на Рича, не подпуская к драке.
— Рейн, угомонись, блять!
Она как будто в первый раз его увидела и в широко распахнутых шоколадных глазах читался нарастающий страх.
Рейн тяжело дышала, отчего грудь часто вздымалась, очерчивая небольшие выпуклые формы из-под белой школьной рубашки.
Снова этот запах.
Врывающийся в лёгкие, опаляя их сладостным пламенем, вбиваясь в каждую частичку его тела, вызывая миллиард нервных окончаний обостриться ярче, чем звёзды горят в ночном небе.
Сука, что она с ним делает.
— Рейн, на пару слов.
Милтон одним движением руки закинул её за угол и потащил по коридору за собой.
Втолкнув её а ближайший пустой кабинет, он прижал Рейн к стене, в точности так же, как в прошлый раз на патрулировании.
Страх.
Страх в её глазах был настолько осязаем, что становилось даже как-то не по себе.
Не неприязнь, не брезгливость, не злость. Страх.
А её глаза метались по его лицу, как сумасшедшие.
— Рейн.
Он старался придать голосу спокойный тон. А запах сводил с ума.
— Рейн, послушай меня.
А она смотрела на него, как на саму смерть.
— Рейн, я хочу…
Она издала громкий вздох, поднимая голову вверх и закрывая глаза:
— Милтон, убери свои руки от меня! У-бе-ри!
— Рейн, я хотел…
— Милтон, отойди от меня.
Рейн встретила его взгляд, она смотрела уже не со страхом, а с вызовом, а на бледных щеках виднелся проступившийся румянец:
— Убери свои грязные руки и катись на хрен!
Жаркие волны исходили от её лица, она смотрела на него, как на кусок говна, а он думал о том, что прекраснее на свете ничего не видел.
— Рейн. Заткнись.
Сам не понял, как впился в её горячие губы.
Она попыталась вырваться, но он держал её крепко.
Дёрнулась, но он пригвоздил её к стене.
Язык с маниакальной жаждой выводил узоры в её мокром, прекрасном рту, а руки не смогли сдержаться и стискивали каждый миллиметр тела, жадно стискивая и сжимая.
Горячая.
Жар от
Щипал мышцы, словно его протыкали тысячи мелких иголок, проникая в каждую пору, каждую точку в его теле.
Он медленно растворялся.
Растворялся по частичкам, словно пазл, отделялся от тела и уносился в воздух, раз за разом уменьшаясь в размере. Воздух подхватывал части его тела и уносил в никуда, РАСТВОРЯЯ.
УНИЧТОЖАЯ.
А она тряслась в его объятиях и отвечала.
Она двигала своим губами на встречу ему!
И мир рушился.
Эмоциональный вихрь выбивал дух из лёгких. Подкидывая, и опрокидывая на твёрдую поверхность.
Её кожа была настолько мягкой, что хотелось прикасаться снова и снова. А прижатое девичье тело отдавалось навстречу твёрдой податливостью, будто так оно и должно было быть, и никак иначе…
Её губы сладко касались его, влажно соприкасаясь, а тонкие, как пушинка, руки, обвивали его напряжённую шею.
Вокруг не существовало ничего. Не было Тени, кабинета, отдалённых звуков из коридора.
НИЧЕГО.
Были он и она.
Существовали только двое.
Окружение испарилось, еле виднеющимся паром растворяясь в воздухе.
Гул в ушах. Её губы, её тело, и так тесно в штанах…
И он её чувствовал своим членом. Так сильно, что она начала стонать.
Упирался ей в живот, не было бы одежды между ними, проткнул бы насквозь.
— Рейн, ты сводишь меня с ума.
Милтон умирал.
Умирал и стонал ей прямо в губы, упиваясь моментом.
УПИВАЯСЬ КАЖДОЙ СЕКУНДОЙ РЯДОМ С НЕЙ!
— Милтон…
Рейн размякла в его объятиях, свесившись, словно тряпичная кукла, жалобно скуля отдельные фразы:
— Это не правильно, так не должно быть…
А Милтон ещё сильнее прижимал её к стенке.
Губы жадно глотали воздух возле её кожи.
Хотелось раствориться в эту секунду, минуту, да и целую вечность, лишь бы ощущать её возле себя. Вдыхать аромат её волос, тела, ебучей рубашки, которая мешала!
Просто вот так быть рядом.
Просто вдыхать в себя Рейн и понимать.
Что как прежде уже не будет.
Понимать, что лучшее, что происходило в его жизни, это Рейн.
Что он никогда в жизни больше не испытает большего удовольствия, чем элементарно дышать возле неё. Трогать так, что чувствовался ответный трепет на его действия.
Он не ошибся.
Ей нравилось.
— Рейн, прости меня.
Милтон прошептал ей прямо в губы, яростно вычерчивая узоры на её теле, крепко держа одной рукой её руки, а другой шаря по коже, куда только доставала собственная дрожащая рука.