Тени Архонта
Шрифт:
— Длань Безликого, — говорил Стенн, — описана как сила абсолютного подчинения. Если я правильно помню, он не может за раз поработить десять тысяч гномов… ну или других бойцов, — тут же поправился рассказчик, — но все, до чего может дотянуться любое другое заклятие, сотворенное с его помощью, оказывается под влиянием посоха. И если Длань при тебе, делай потом с попавшими под чары посоха, что хочешь. — Стенн на мгновение замолчал, почесал шею сзади. Потом закончил — без особой печали, но таким тоном, словно говорил о событиях, которые застал сам. — Таз’гаротцы и руамардцы не
— Как, интересно, он тогда был разрушен? — озадачился Диармайд. — Посох, я имею в виду. Неужели он толком не охранялся?! Иначе как бы его вообще вынесли за пределы Тэхт’Морниэ?
— Легко, — ответил Жал. — Не нужно много ума, чтобы спереть одну палку. Особенно кому-то вроде меня. А потом всем рассказывать, что он был уничтожен.
— Вроде тебя? — Глаза Диармайда зажглись недобрым пламенем, как у судьи, который нашел за что виновного отправить на плаху. — Кого-то вроде тебя не так много, Жал. Я вот ни одного не знаю.
Эльф сразу смекнул, куда пойдет разговор.
— Это был не я.
— Разве не ты говорил, что не помнишь свою жизнь до Эйтианских Гадюк, а?! — Дей глянул на Данан со всей доступной ему свирепостью: «Ну, глянь! Ты довольна?! Кого пригрела! А я говорил, говорил!..».
— То, что ты не знаешь других вроде меня, не гарантирует, что их нет.
Дей затих — и все затихли.
— А это что значит? — тяжело спросил Борво. — Есть и … другие? Нам надо опасаться…
Жал не покраснел и не кричал, как могли бы те же Дей или Борво, но вскинулся.
— О, Таренгар Неумолимый! — рыкнул он, взывая к эльфийскому богу. — Я думал ты тут самая мнительная! — Взглядом указал на Данан и тут же твердо зашагал прочь, не разбирая дороги. По шагам, сжатым кулакам и опущенной голове, словно зажатой меж сведенных напряжением плеч, Данан поняла, что впервые видит убийцу настолько злым.
— Давайте пока примем, что этот посох — Длань Безликого — может заинтересовать архонта. Просто, чтобы иметь власть не только над исчадиями, но и над обычными, живыми людьми.
— Включая смотрителей, но не ограничиваясь ими, — поддержал Стенн.
— Если исходить из этого, можно допустить, что и предыдущие архонты тоже могли быть заинтересованными в поиске артефактов, которые помогли бы им захватить власть. Этот посох вполне подошел бы на роль такого.
— Определенно, — с убежденностью отозвался Хольфстенн и почесал отросший рыжий ус. — Как и Медаль крови, — добавил тише, будто бы под нос, но точно с намерением, чтобы другие услышали.
— Вот заладил! — брякнул Дей.
— Диармайд, хватит. — Его неожиданно осадила Эдорта. Даже ей было очевидно, почему еще вчера вменяемый лейтенант смотрителей сегодня стал настолько невыносимым склочником.
— Чего? — мысль, что какая-то пришлая, чужая, насаженная им в компанию, будет учить его жить, затмила Дею глаза — кровавой волной. Благо, Стенн, заметив, как помутнел взгляд Диармайда, отвел удар на себя.
— Мы с Борво тебе с осени твердили, чтобы ты взял яйца в кулак! Не смог — твоя проблема! Иди и разберись с Жалом один на один или попросту закрой рот. Достал!
Данан схватилась за пальцами одной руки за оба виска, массируя.
— Пожалуйста, — попросила она утомленно. — Давайте к делу и пойдем дальше. Длань Безликого, Медаль крови…
— Подождите! — попросила Эдорта размеренно. — Можно прояснить, что там за медаль, из-за которой тут сыр-бор?
— У всех народов, кроме гномов, знаешь ли, дорогуша, короткая память! И Медаль крови — не миф.
Этот выплеск Хольфстенна не походил на ответ, Данан пришлось объяснить самой:
— Мастерство магов-артефакторов — это гномское наследие. Именно они, обрабатывая амнирит, заколдовывали те или иные предметы, которые потом называли артефактами, и именно они основали в древности то, что сегодня мы знаем, как Дом Свитков. Собственно, потому что заколдовывали они в числе свитки и скрижали, чтобы уберечь память древних лет от разрушения временем. Или варварами.
Эдорта с пониманием качнула головой: ну, недаром же гномов называют хранителями истории.
— Медаль Крови — венец гномского творения, она нерушима сама, и своего обладателя делает абсолютно неуязвимым к любой атаке. Даже если он смертельно пострадает, он выживет.
— Что само собой означает, что её просто не может существовать, — упирался Дей. — Иначе бы весь мир охотился за этим артефактом по сей день или бы его охранял какой-нибудь государь, расширяющий с её помощью границы своей страны с каждым годом.
— Дей, не выводи меня, — сквозь зубы посоветовал Стенн. — Медаль существует, железное слово! Только у неё есть оборотная сторона — сейчас, вспомню дословно, эм… — «Сохраняя, присваивает».
— То есть? — уточнила Данан.
Тут Хольфстенн развел руками:
— Если бы я знал.
— Тогда давайте сосредоточимся в поисках и на этом тоже, — предложила Эдорта. — Неуязвимость — серьезное заявление. Как и способность подчинять сотни или хотя бы десятки живых существ одним лишь заклятием — в случае посоха. Опытный маг, не мне вам рассказывать, может сплести сотню узоров за день, даже если потом и будет валяться без сил. Надо найти что-нибудь об артефактах подобного могущества у других народов.
— И биографию архонтов тоже, — сказал Стенн. — Теократы на всех смотрели свысока, особенно на мой народ, если помните. Убежденность архонтов в собственном превосходстве может помочь нам в случае, если каждый из них интересовался прежде всего наследием соплеменников. Эльфы — эльфами, люди — людьми, темные — темными, а особо темные — еще более темными.
Ох уж эти неуместные метафоры, ворчливо, но беззлобно подумала Данан.
— Значит, ускоримся. — Она понялась на ноги. Руамард будто сам собой ложился им в руку. И чародейке вдруг стало интересно: мог ли Первый Смотритель Гартамас, отправляя их из Талнаха с договорами, знать больше, чем они сейчас? В том числе об артефактах. Мог ли просчитывать, что им будет жизненно необходимо попасть в гномское государство с его сохраненной в скрижалях историей? Сейчас этого не узнать, но обдумать еще будет время. — Договоры при мне, — сказала женщина. — Сворачивайте бивак, я позову Жала.