Тени Богов. Искупление
Шрифт:
– И что, демон меня раздери?! – закричал Торн. – Что я должен делать? Найти мост? Сделать мост? Перебросить канат? Перепрыгнуть, если найдется узкое место? Спуститься на самое дно и забраться по противоположной стороне? И как это выглядит, если никакой пропасти нет?
– Есть, – закрыла глаза старуха. – Даже если она только в твоей голове. Правда, я не уверена, стоит ли спускаться на самое дно… Но надо что-то делать. Менгир вы нашли, но я не советую вам к нему прикасаться. Во всяком случае, тем, в ком явно сидит зараза. Сражайтесь, старайтесь выжить, ищете лекарку, продолжайте бороться.
– Это все? – растерялся Торн. – Но ты же ничего не сказала.
– Я сказала больше, чем нужно, – не согласилась старуха. – Старайся.
– Хороший совет, – скривил губы Торн. – И слабое утешение. Примерно то же самое говорили лекари моей жене. Я, кстати, таскал ее от менгира к
– Еще три, – кивнула старуха. – Этот главный в этом краю и самый ближний к Альбиусу. С началом жатвы у остальных появились энсы. В Урсусе их сумели прижать. Два отряда от южных менгиров Веген сумел отразить, третий, из Альбиуса, подходит. Думай, где еще есть менгиры. Не все охвачены жатвой.
– Энсы! – закричал от ворот Веген.
– Рамлин, – процедил сквозь стиснутые зубы Торн, вытаскивая из ножен меч. – Кажется, у тебя есть возможность отомстить за своих родных.
Их и в самом деле было под два десятка. Они шли на деревню строем, и лишь непривычные к верховой езде лошади, частично захваченные в деревнях, объясняли их опоздание. Сверкали стальными искрами плывушие в воздухе мечи, белели маски на лицах. Звенели железные пластины на поясах. Торн оглянулся на Гледу, которая, стиснув губы, стояла у него за спиной, посмотрел на Сопа, на Ходу, на Брета, на Рамлина, размазывающего по лицу слезы, на Флита, замершего с выданным ему Вегеном луком в руках, на Кригера, мрачно покручивающего в руке меч, на Вая, принявшегося петь дрожащим голосом все те же гимны.
– Сейчас они спешатся! – растянул губы в улыбке Веген. – Вон, мы натыкали кольев, не пройдут конными.
«Старуха?» – вспомнил Торн и поискал ее взглядом. Она сидела у менгира и пила ореховый отвар. Над полем разнесся заунывный звук рожка.
– Папа! – закричала Гледа, и ринулась к Кригеру, который при звуках рожка чужаков словно обратился в зверя. Вонзил меч в спину Флиту и готовился напасть на Торна.
«Что же ты творишь?!» – мелькнул изумленный крик в голове Торна. Отлетела в сторону Гледа, которая остановила удар, должный раскроить голову Торну, но не смогла защититься от удара ногой в живот. Захрипел под ногами, заплакал от обиды умирающий Флит. Оскалил зубы, меняясь в лице, бывший приятель. Он был крепким воином, капитан альбусской роты. Не хватал звезд с неба, но мог постоять за себя с мечом в руках. Сейчас он сражался так, словно служил в королевской гвардии. Он срубил бы всякого, даже оказавшегося отличным фехтовальщиком Сопа, но теперь ему противостоял Торн. Он отбил первый же выпад Кригера и, открываясь, развернулся вокруг себя. Чиркнул лезвием над ключицей друга, ставшего врагом, не заботясь о том, что тот может оказаться шустрее, и не оглядываясь на захлебнувшегося кровью почти зверя, ринулся в битву, в которой уже размахивала мечом и поднявшаяся на ноги его дочь.
Пожалуй, еще никогда Торн не сражался так, как в этом бою. Он метался взад и вперед, прыгал, как юный мечник, оставаясь умудренным опытом воином. Размазывал чужую кровь по собственному котто, и снова кидался в бой, отмечая, что получивший не слишком тяжелую рану и успевший сразить пару энсов Брет точно выполняет его наставления по переходу в глухую защиту. Что Соп и в этом бою почти ничем не уступает самому Торну, но вовсе исключить из схватки Ходу не может, и тот не только кидает ножи, но и неплохо управляется с мечом. Что Рамлин со своей секирой если и не сражается, как двое воинов, то рычит за пятерых. Что Гледа, которую ему удалось оттеснить за спину, снова выбралась вперед и едва не попала под удар выросшего в длину меча, чудом отшатнулась, и сразила, сразила рослого здоровяка в белой маске!
– Все! – заорал Веген. – Осилили! Однако, берегут меня боги. Опять ни одной раны. А помнишь, Торн, в том походе? Все стрелы были мои! Пятнадцать отметин на тушке!
Торн, пошатываясь, огляделся. Энсы лежали под ногами. И их мечи лежали под ногами и хрустели осколками, когда сапог наступал на них. Веген потерял еще двух стражников и всех вышедших в бой селян. Гледа вытирала меч полой своего котто. Брет заматывал руку. Хода сидел на бревне, уставившись на собственные окровавленные руки. Соп только что не ощупывал подопечного. Сраженный ударом Торна Кригер лежал на теле бедного Флита и все еще был похож на прежнего Кригера, хотя когти на его руках и проткнувшие губу клыки оставались звериными. Вай продолжал петь гимны.
– Заткнись, монах, – попросил Торн, сдирая кулон с шеи Кригера. – Где Рамлин?
– Я здесь, – прохрипел воин, сбрасывая с себя тело энса и пытаясь встать с земли. Одна рука его была отсечена по локоть.
– Подожди, – шагнул к нему Торн. – Левая рука, не самая страшная потеря. Не голова же… Надо перетянуть рану…
– Нет, – Рамлин улыбался. – Я отомстил. Сейчас. Заодно и проверим.
Он все-таки поднялся на ноги и, словно удивляясь самому себе, зажал правой рукой культю и побежал к менгиру. Добежал, ударился о него всем телом, прижался и почти сразу заскреб ногтями вспыхнувшую пламенем шею, задергался, упал и затих.
– Я же говорила, – заметила, подходя, старуха. – Подзови свою дочь, капитан. Я тебя поздравляю, она кроме всего прочего оказалась еще и прекрасным воином. Ты не зря потратил годы на ее обучение.
– Гледа! – окликнул Торн и вновь повернулся к старухе. – Кроме чего прочего?
– Иди сюда, дочка, – старуха воткнула в землю клюку, опустилась на колени и подняла руки. Под упавшими рукавами на худых запястьях обнажились десятки каменных браслетов.
– Это не стриксы, – усмехнулась она. – Это другие камни. Дай мне руку. Вот.
Старуха сняла с руки один из браслетов и надела его на руку Гледы.
– Придете к Унде, покажете. И вам помогут. И вы ей поможете.
– А нам? – подал голос Хода.
– Всем вам, – повторила старуха, вставая на ноги. – Готовься, Веген. Женщины, потерявшие кормильцев, пострашнее энсов.
От домов к воротам бежали свежеиспеченные вдовы. Над деревенькой начинал подниматься вой.
– Спаси и сохрани, – схватился за голову Веген.
Торн оглянулся. Старуха исчезла.
– Где она? – спросил он.
– Вот так всегда, – покачал головой, опускаясь на колени, Веген. – Когда хочет, тогда и появляется. И исчезает так же.
Глава седьмая. Фальшион
«В каждом миге твоей жизни –
вся твоя жизнь».
Трижды вернувшийся
Книга пророчеств
Все ли обесценивается, когда жатва накрывает землю? Лю Чен и братья ушли за полог вместе с жертвенными камнями. Ло Фенг пока избежал их участи, но уже потерял многое, и выгорающие в его теле стриксы словно обратили его самого в пыточную стену, на которой распяты его предки. Или это наказание? Что есть проступок, а что есть часть схватки, которую воин Клана Теней ведет всю свою жизнь? То, что изменяется – живо. То, что застывает в неизменности – мертво. Но если мир меняется неудержимо, если рушится сущее, жизнь может укрыться и в неизменности, поскольку все относительно. Грань неуловима, возможно ее вовсе нет. Законы принадлежат небу, под которым они составлены. Но как быть, если небо затянуто непроглядными тучами? И как быть с зияющей раной в груди? Не язвой, оставшейся после извлечения из нее камня, заряженного в мушкет и сразившего захватившего тело Хата жнеца. Нет, зияющей раной в душевной крепости воина, поскольку сын Клана Теней может расстаться с жизнью, защищая свой клан, но нигде не сказано, что он может пожертвовать жизнью другого эйконца, пусть даже вся его жизнь – дух, заключенный в жертвенный камень. Да, Ло Фенг сделал это во имя великой цели, но он убил не себя, он растратил дух своего предка. Растратил навсегда. Оправдывает ли его деяние столь непоправимую утрату? Или оправдает ли? Ведь он еще не добрался до Острова Теней и не поведал старейшинам о происшедшем. А если и не доберется? Как он должен поступать? Или ему не следует обращаться к наставлениям древних, и придется разворачивать чистый пергамент, на котором будут отмечены не угодные клану намерения, а не будет отмечено ничего? Не об этом ли говорили служители Храма Змеи, заставляя будущих воинов заучивать кодексы и предписания и одновременно с этим повторяя, что когда выпадет идти по пепелищу, придется забыть расположение комнат? Не об этом ли твердил наставник, расчерчивая тело юного Ло Фенга хной, чтобы наметить узор, в который должны будут лечь стриксы героев Клана Теней – «Сила и мудрость клана будут поддерживать тебя, но может так случиться, что однажды ты останешься один. И только тогда станет ясно, чего ты стоишь на самом деле. Только тогда, когда сам станешь собственным наставником, ты познаешь полноту вещей. Только тогда, когда ты вовсе останешься без жертвенных камней». Неужели он знал о том, что может произойти? Или это мудрость матери-основательницы рода звучала из его речей? Как должен поступать Ло Фенг? Почему эти мысли лишают его покоя? Не из-за них ли, сомкнув глаза на мгновение, он теперь открывает их так, словно вываливается из долгого забытья? Или ему мстит принесенный в жертву дух его предка?