Тени киновари
Шрифт:
Какзим ударил его первым, всей силой мастера-псионика, душеходца. Первоначальный удар халфлинга должен был бы поколебать уверенность Павека в себе, но не принес сколько-нибудь заметного вреда: Павек и так верил, что он безобразный, тупоумный болван — и к тому же несчастливый.
Сбросив с себя груз чужих мыслей, Павек сосредоточился на своем мече, подходя к дереву, на котором затаился Какзим. Тогда Какизм послал ему псионические мысли о храбрости и мужестве, которых нет у него, зато есть у этого халфлинга, и предложил не тратить зря времени халфлинга. И тут он промазал, так как Павек никогда не считал
— Ты честный человек! — пробормотал разочарованный Какзим, достаточно громко, чтобы Павек смог услышать его и поразиться, как суд халфлинга напоминает суд Хаману. — У тебя нет иллюзий.
И с этими словами Какзим сам сотворил иллюзию. Вместо того, чтобы спокойно опустить свой меч на незащищенную шею халфлинга, Павек внезапно оказался нос-к-носу со своим врагом, который носил золотую, блестящую и черную маску Элабона Экриссара, имел габариты мясника из Кодеша, а в руках держал кровавую секиру.
В некоторых отношениях это была неважная иллюзия. Павек видел лунный свет, льющийся через маску, не верил, ни на один удар сердца, что перед ним находится Экриссар, или, тем более, мясник. И тем не менее эта иллюзия была очень эффективной, так как он не мог видеть настоящего Какзима, и не мог видеть и нож, который тот держал в руках, и которым халфлинг полоснул его по левому бедру. Отшатнувший от боли и удивления, Павек инстниктивно разрубил иллюзорного Экриссара от левого плеча до правого бедра, и даже удивился, что меч прошел, не встретив сопротивления.
Кожаная броня Павека и даже шелк рубашки защитили его тело от ножа, который, как ему показалось, Какзим использовал против него, но не один человек не проживет долго, получая самые настоящие раны от оружия, которое он не видит.
Настоящего оружия, напомнил себе Павек. Какзим мог сделать из себя иллюзию, но нож оставался настоящим, его крепко держала настоящая рука халфлинга, которая не могла достать очень высоко, а халфлинг уж точно не был хорошим бойцом. Он получил рану в бедро не только потому, что бедро не было защищено, но и потому, что оно — самая легкая цель халфлинга. Павек должен непрерывно двигать руками и мечом, не останавливаясь ни на миг, защищаясь от атак, которые халфлинг мог предпринять, и при этом искать металлический нож; в иллюзии он должен будет выглядеть как коготь, размером с нож.
Какзим хихикнул; Павек рубанул на звук. Халфлинг совсем не боец, даже со сталью. Какзим посылал иллюзию за иллюзией в сознание Павека. Некоторые из них были воспоминаниями о людях, живых и умерших, которые халфлинг вытащил из пямати Павека, другие были ему совершенно незнакомы. Все они имели оружие и все быстро увядали на скудной почве воображения Павека.
За исключением одной…
Одна темноглазая женщина постоянно возвращалась, и не имело значения, сколько раз Павек отсылал ее прочь. Ее звали Сиан. У нее были волосы цвета полуночи и приторная улыбка. Она никогда не встречала мужчину, которого не полюбила бы, и никогда не встречала мужчину, которого бы не любила больше, чем своего единственного надоедливого сына. Павек не мог сражаться даже в памяти со своей собственной матерью, и не мог видеть нож в ее руке.
Какзим нашел его слабое место. Он получил еще одну рану, на этот раз в левое бедро. Это было достаточно больно, но двигаться не мешало. Оружие халфлинга, очевидно, маленький нож, но, с точки зрения человека, любое оружие халфлинга кажется маленьким.
Павек покрепче стиснул зубы, борясь со своей болью. Опять вернулся образ его давно умершей мамы, он отослал его прочь — и тут сообразил, что в его сознание есть еще одно Невидимое присутствие. Оно было скрытым, тайным, но от этого не стало меньше. Оно растаяло от следующей промельнувшей мысли, и когда Какзим опять вернул образ Суан, Павек не мог позволить себе второй посторонней мысли: первая стоила ему еще одной раны, на этот раз в правой голени, и достаточно глубокой, так что он покачнулся.
Павек яростно замахал своим мечом как можно ниже, атакуя место, где Какзим мог быть. Он услушал тяжелое дыхание, его мать никогда не дышала так, а потом что-то прорезало его кожаную броню и обнажило шелк, не порвав его.
Не халфлинг, сознание Павека услужливо сообщило ему, это никак не может быть халфлинг, не с такой скоростью. Ни у какого халфлинга не может быть такого веса и такой силы, чтобы бросить его на колени. И, насколько он может судить, никто не может ударить человека столько раз за такое короткое время. У животного было по меньшей мере вдвое больше лап, чем надо, а еще оно стегало хвостом с острыми шипами, торчащими из грубой шерсти. К счастью шипы изгибались к кончику хвоста и были острыми на внутренней поверхности, иначе Павек уже потерял бы глаз, самое меньшее, когда животное со-слишком-многими лапами приземлилось между ним и Какзимом.
Скорее всего именно Незримое присутствие этого хищника он ощутил мгновение назад, и именно он ответил на его образ Какзима как на еду.
Уши хищника постоянно вздрагивали, он обрушился на сознания своих жертв простой, но могущественной псионической атакой. Павек совершенно точно знал это, так как он сам был добычей. И Какзим был его добычей, так как халфлинг посылал иллюзии. Бусины пота выступили на лбу Какзима, когда он пытался отбить атаку зверя и — без сомнения — захватить над ним контроль и натравить на Павека.
Если бы он был поумнее, он мог бы использовать эти несколько мгновений, чтобы убить и Какзима и зверя, но он был заворожен его силой и смертельной красотой. Хаману сам всегда называл себя Львом Урика, и часто представал в виде льва, хотя никто и никогда не видел львов в Урике. Вот этот многоногий зверь мог бы быть львом Хаману. И у него тоже было очень много способов для убийства своих жертв: если псионической атаки не хватало, у него еще имелось в запасе восемь когтистых лап, полный рот острых зубов, пара рогов и шипастый хвост.
Павеку просто повезло, что он еще жив, и он сам должен был бы убить, пока у него есть такая возможность, но как бы не смертелен был зверь, он был невообразимо прекрасен, по его длинной спине бежали полоски, переходя на хвост и на каждую лапу. Волшебный серебристо-золотой лунный свет подчерковал каждый мускул, каждый изгиб его могучего тела, пока он псионически сражался с Какзимом, каждый из них старался подчинить другого своей воле. Более темные полоски казались черными в свете звезд, а более светлые, рыжевато-коричневые, горели огнем.