Тени мудрецов. Часть 2
Шрифт:
Имари распахивает глаза и закрывает рот рукой. Вовремя. Из моего имени успевает произнести только первый слог, но быстро соображает, что нельзя. Я снова перехожу на жесты и показываю: «Тише. Успокойтесь». Молоденькие нэллы и дариссы не умеют хранить секреты долго. Я тому самое лучшее подтверждение. Но, надеюсь, Имари хватит терпения не заложить меня через час после того, как узнала правду. Тогда Рагнар точно полезет проверять, как мог сын генерала оказаться беременным двойней. Одержимый верит матери без малейшего сомнения.
Принцесса шокировано переводит взгляд с амсы, болтающейся у меня на груди, на плоский живот. Амулет я теперь ношу поверх одежды, чтобы лиенны забывали о соблазне облапать чернокожую служанку, едва увидев мой новый статус. Но Имари думает о другом:
«Ты тоже крот?» – показывает жестами, и я впервые за долгое время улыбаюсь.
Не сказала вслух, побоялась выдать. Хороший знак.
«Нет, я прячусь, – рисую пальцами ответ. – Случайно получилось».
Имари хмурится до излома морщин на переносице. Не могу понять, что её смущает, она сама спрашивает:
«Кто был в маске тогда?»
Сказать или нет? Наилию информация уже не повредит. За окном день. Генерал не может до сих пор изображать пленника. Сидеть во дворце и ничего не делать. Не в его характере. Лишь бы жив остался. Но я приказала себе не думать о худшем. Отчаянное желание уйти в бездну вслед за ним пропало, когда я узнала о детях. Теперь не имею права.
«Другой, – отвечаю нейтрально и добавляю. – Военная тайна».
Имари кивает и закрывает глаза. Морщины разглаживаются. Принцесса расслабленно сползает по спинке сидения и, кажется, готова рассмеяться. Не пойму по мимике.
– Я в детстве удивлялась, почему не Наола мой отец, – принцесса признается шепотом, хотя вряд ли лиенны знают прозвище Наилия. – Весь такой строгий и серьезный с охранниками, а ко мне ласковый. Не то, что настоящий отец. Он командовал и приказывал всегда. «Имари стой, сиди, не ходи туда. Имари нельзя». Я мечтала, чтобы они поменялись местами. Пожалела об этом, когда про заложника объявили. Как низко тогда Наола упал в моих глазах. Думала, никогда не прощу. А он вот так поступил. Красиво. Еще и ко мне тебя прислал.
Прикусываю язык, чтобы не ляпнуть правду. Удачно Имари приняла мой промах за генеральскую заботу о себе. Не соображу пока, что из этого можно выкрутить, но такой нюанс позже точно пригодится. Если получится вернуть принцессу во дворец, она спокойно припишет подвиг Наилию, и надеюсь, будет благодарна.
– И все-таки как ты оказался… – принцесса запинается и поправляет себя. – Оказалась беременной? И как будешь здесь в дороге? Тошнота, рвота, живот?
– Справлюсь. Меня подготовили.
Имари снова округляет глаза, рисует руками в воздухе огромную грудь и складывает из пальцев слово «фальшивка». Ой, нет, принцесса, все натуральное. Хоть и крошечное, а моё. Но рядовой Тиберий обязан в ответ показать жестом «да». Дочь короля хихикает, как маленькая девочка, и хорошеет от смущения. Пусть. Меня не задевает.
В одиночестве мы сидим недолго. Замок с щелчком открывается, и дверь съезжает в сторону. Одержимый едва помещается в проеме – настолько высок ростом. Экономили пространство цзы’дарийские конструкторы поезда, не рассчитывали на вождя лиеннов.
– Все кости мне перемыли? – щурится Рагнар, и принцесса немедленно уходит в глухую оборону.
Закрытая поза, взгляд в сторону и полный равнодушия голос:
– Я не дружу со служанками.
– Вы ими распоряжаетесь, как вещами.
«Живой мебелью», – мысленно добавляю я и делаю вид, что увлечена равниной за окном. Не очень приятно слушать, как выясняют отношения те, кто должен делить одну постель, но уйти я не могу. Тем более, если хочу вернуть принцессу отцу, то должна сидеть здесь. В отличие от эриданки, вождь лиеннов служанок мебелью никогда не считал. Постесняется брать жену, как мужчина, у меня на глазах.
– У нас так принято, – выговаривает сквозь зубы Имари. – Никто не вытирает о слуг ноги, но они должны знать свое место. И быть благодарными, что могут находиться рядом с королевской семьей. Не каждому дана такая честь.
– Мыть после вас ночной горшок? – усмехается вождь. – Или менять вам тряпки, пропитанные кровью? У вас уже есть течка, нэлла?
В отражении на стекле я вижу, как передергивает Имари. Грубо очень, будто принцесса – животное. Но, возможно, у лиеннов так принято. Раз уж принцесса хочет, чтобы уважали её обычаи, то не стоит пренебрегать чужими.
– Зачем вам это знать?
– Глупый вопрос. – Одержимый входит в купе, но дверь оставляет открытой. Места так мало, что он протискивается к окну и встает между мной и Имари. – Я не собираюсь ходить вокруг вас годами. Мне нужен наследник. Так вы созрели или нет?
Жду, что принцесса вздернет подбородок и жестко ответит «нет». В шестнадцать циклов она вполне может оставаться ребенком, и проверить это сложнее, чем невинность. Тут даже способности матери-ведьмы не помогут. Придется Рагнару потерпеть от нескольких дней до нескольких недель. Смотря на какой точке периода сейчас Имари. А в истерике регулярное кровотечение иногда задерживается или вовсе пропадает на несколько месяцев. У меня так было в психиатрической клинике. Имари вправе соврать, но будет ли? Я подсказываю жестом «нет». Не созрела. А она не видит.
– Да. Иначе отец не отдал бы меня замуж, – подписывает себе приговор принцесса, но ей этого мало. Сжимает кулаки и, затапливая купе ароматом розового масла, бездумно бьет словами: – Я клялась себе, что скорее умру, чем достанусь вам, но передумала. Вы можете взять меня силой, заставить рожать от вас детей, но никогда. Слышите? Никогда я не полюблю вас!
Дура. Я отворачиваюсь сильнее и стискиваю зубы до скрежета. Любить Рагнар будет кого угодно, но не её. Навязанная жена поперек воли и собственных чувств. Обуза со скверным характером. Высокомерная, злая и агрессивная. Её ломать хочется, а не любить. Задавить, чтобы больше ни одного слова поперек не сказала. Разбить, уничтожить, как противника в бою. И чем сильнее она будет страдать, тем больше удовольствия получит Рагнар. Бездна, лучше бы Имари опозорили на церемонии демонстрации чистоты, и она сейчас рубила тростник, дожидаясь бойцов Малха. Но тогда она бы тоже успела сломаться. А сломанным женщинам никто не нужен. Ни одержимый вождь, ни полковник-предатель, ни они сами.