Тени Реальности
Шрифт:
Значит, больше нечего думать. Треугольник Мелькута нависает прямо над гексаграммой нитей времени. Опасное сочетание, но делать, все же, нечего. Надеюсь, не вынесет в битву ста дней и ночей Тени, где властвует то, что у нас в Реальности записано в легенде католиков…
Морщусь, вспоминая. Мерзость какая. Да еще и провел там явно дней пятьдесят. После того, как я тогда пришел в себя – заметил в зеркале, что в волосах добавилось седых волос. И, кстати, ощутимо. Хорошо, что сущность в большинстве Теней работает великолепно ограждая меня от творящихся в некоторых из них жутей. И, кстати, если мне понадобится помощь Лехи – я знаю чем расплачусь. Не долей, а одной ветхой
Одним глотком допиваю чай, прожевывая нерастворившиеся сахаринки и ставлю чашку в раковину, поднося лист к самым глазам, впитывая в подсознание устройство схемы. На кухне ощутимо поднимается небольшой ветер и становится жарко. Я вхожу в нужное состояние. Кто бы меня ни звал – я приду. И буду готов. Ведь это может кинуть большой груз на мою чашу весов. Наверное. это связано с памятью. С тем, что пылится.
Вздохнув, кладу лист на стол и тушу на кухне свет, направляясь в гостиную. Резко, быстро, чтобы не передумать, не грузиться, не откладывать далее, начинаю готовиться к погружению.
Раз – щелчок по кнопке пульта и Вагнер наполняет комнату звуком. Два – кресло застелено мягким пледом. Три – в моих руках клинок и диадема. Четыре – них же оказывается сигарета. Пять – стою над столиком рядом с креслом и торопливо делаю несколько затяжек. Шесть – сигарета умирает, забычкованная, в черной стальной пепельнице. Семь – я уже в кресле, на голове диадема, клинок ползет по ладони. Восемь – я уже не здесь…
Клинок выпадает из ослабевших пальцев. Диадема сжимает мой разум железным и огненным кольцом. Утопаю в кресле. Тело теряет чувствительность и мешком сползает по спинке. Разум же, возмущенно взвигнув, вновь улетает куда-то далеко.
Прости, мозг… Я знаю – тебе тяжело. Но моя сущность больше человека, правда ведь? И тебя, тело, я тоже со временем смогу привести в правильную норму…
Додумать я не успел.
Невнятный тихий шепот раздавался в вечных сумерках:
«Я готов был уничтожить мир… что ж. Мир – не уничтожил. До конца. Теперь остается наслаждаться этим огрызком. В своем, скажем так, пользовании. Это наказание за свои желания и гордость? Да, скорее всего. Быть своеобразным демиургом маленького, жалкого куска существования в окружении вечной Пустоты. Впрочем, к этому я уже почти привык. Привык настолько, чтобы не кричать посреди вечной ночи, а всего лишь тихо, вот как сейчас, бормотать с самим собой, когда никто не слышит… Иначе какой же я правитель, если несу бред? Без собственного имени. Никто… Никто не знает, как меня зовут. Даже я сам уже начинаю забывать свое имя. Мне оно ни к чему. Здесь. Совершенно ни к чему. Оно привело к ужасу. И страданиям. Хотя кому-нибудь другому это показалось бы идеальным времяпрепровождением заигравшегося властолюбца и любителя крутить чужие судьбы. Да и техноготика такая… Которую я всегда любил. Сколько раз я вел с собой эти монологи. И эти рефлексии. И продолжу. Долго. Очень долго. Пока не найду выход. Если еще буду его искать. А скорее всего – буду. Буду ведь? Буду. И тогда это не наказание. А испытание самому себе. К тому же… Отчего я так уверен, что за гранью клубящейся тьмы ничего нет? Может быть там, за исчезнувшими землями тоже есть… что-то. Я все забываю. Все. Чтобы жить дальше. Где-то и когда-то. К тому же… у меня много ликов. Может быть, где-то и когда-то все уже совсем по-другому…»
Нечто шевельнулось во тьме, и раздвинулись шторы.
«Скоро рассвет… выхода нет!»
Затянутые в черные перчатки тончайшего шелка пальцы сжали тяжелый бархат штор. Где-то там был свет. Но его нет. И, может быть, его никогда не было, а, Ересиарх? Удар по стеклу. Гулкий. Тонкое витражное окно задребезжало. В неясном полумраке показалось собственное отражение. Невыносимо знакомое лицо. В нынешних откровенных красках. Темное пятно с матовыми красными пятнами в глазницах. В этом мире зеркала показывают правду. Правду одиночества. Одиночества без имени.
Серые всполохи поползли по небу. Такие рассветы уже давно. Тот, кто сейчас смотрел в окно, уже забыл, какими они были когда-то. Впрочем, в этом Городе только он и видел когда-то солнце и настоящие рассветы с мягким солнечным светом, струящимся по стремящейся к небу земле. Но даже он забыл их, как и собственное имя.
Серое марево стало еще сильнее освещать руины и технокомплекс. Мертвые стволы деревьев скрученными пальцами смотрели в экран, в которое уже очень давно превратилось небо. Руки медленно скребли по прозрачной пленке стекла. Вечный пытался докричаться до небес, в которые он никогда не верил…
Она ждала. Она знала. Она стремилась. Она шла. Она чувствовала. тени мерцали перед ней сплетением странных узоров с цветами не имеющими названия. Она ждала в одной из них, уцепившись за одно из своих Отражений. Очень хилое Отражение и совсем полоумное, но подходящее. Здесь ее не достанет так быстро Пустота. Ведь Тень хилая и затхлая. Неудобная Тень. Огражденная и порушенная от посторонних деятельностью Отражения того, кого она ждала. Да… Он здесь тоже получился туповатым и излишне пафосным. Не зря – одна из низших Теней.
Наконец-то она дождалась. Линии сюжета в Тени сошлись удачно. Вскорости Отражения должны были пересечься в общении. И он сам уже на подходе. Потому что нити Теней задрожали, когда этот… слон в посудной лавке… начал продираться к этой скорлупке, где она ожидала.
Тяжелый вздох и погружение в свое Отражение…
Руки напряженно разглядывали крайний донжон этой линии спальника. Донжон два-а.
Незримый Вождь приказал показательно расправиться с этим спальником. Показательно. Расправиться. Днем. Это будет тяжеловато… Но такова воля Незримого Вождя.
Рука Таи-ма махнула рукой и к ней подбежал адъютант:
– Слушаю, Сестра…
– Передай полную готовность на базу. Мы приступаем.
– Будет исполнено, Сестра-в-Ужасе…
Три Руки синхронно повернулись и легким, грациозным шагом направились к выступающему донжону. Каждая начав по-своему призывать Орду.
Из скалящихся в небо остовов домов и непонятных смертному теней полезли демоны. Разбиваясь на отряды, они приблизились к Рукам. Каждый – к своей владычице.
Штурм начался.
Рука Таи-ма рванула вперед, выбросив ладони в приказывающем жесте, и ее часть Орды метнулась к стенам донжона, стремясь прорваться к подъездам. Вторая рука кооперировалась вместе с третьей, чтобы, вслед за первой волной смертников и разведчиков, устремилась вторая, сметающая все на пути, атакующая всерьез.
А за Ордой Рук бросятся вперед два Боевых Брата. Элиты боевиков, притом отнюдь не выглядящих как смертный ужас.
Первая волна дико закричала, накатываясь на незримые и скрытые ловушки подступов к донжону. Из бойниц окон ударили заряды. Лишь несколько уродов подступилось к двум подъездам, попытавшись прорвать их нахрапом. Запахло озоном и свежим электричеством.