Тени сумерек
Шрифт:
Что ни говори, а удача все еще была с ними. Погиб соперник в борьбе за Сильмарилл и руку дочери Тингола, погиб Финрод, и теперь Нарготронд должен был сам упасть к ним в руки — ясно было, что слабый духом Ородрет его не удержит, а его надежда выдвинуться в качестве военного вождя пропала втуне: в лучшем случае он разделит славу с Ирмегилом и людскими князьями Хитлума. После смерти Берена люди, скорее всего, изберут своим князем Роуэна, а тот вассал Майтимо. Впереди последняя битва — славная битва, в которой решится все, и черная корона падет, а три Сильмарилла вернутся к тем, кому они принадлежат по праву… И, словно в подтверждение тому, что удача смотрит прямо на братьев, им открылся
Увидев этих двоих, братья слегка опешили. Они как-то уже успели привыкнуть к мысли, что Берен убит.
Первым пришел в себя Куруфин.
— Смотри-ка, братец… — сладким голосом произнес он. — Смотри, кого посылает нам Владыка Судеб! Не иначе как это Берен, предатель, пособник Врага, дважды покусившийся на принадлежащее дому Феанора: на Сильмарилл и твою невесту. Неужели мы потерпим, что такая мразь поганит лик Арды?
— Не потерпим, — осклабился Келегорм. — Я затопчу его конем, а ты хватай Лютиэн на седло. Вперед!
И братья понеслись на всем скаку к беспечной паре.
Дальнейшие события показали, что если Намо и устроил эту встречу на поляне, то имел в виду совсем другое.
На веку Берена это была не первая попытка затоптать его конем.
— Беги! — сказал он Лютиэн, толкнув ее в сторону ближайшего леска и бросаясь в другую.
Она не тратила время на глупости вроде «Нет, я останусь с тобой!». Если Берену суждено драться с двумя, то пусть хотя бы по очереди, а не сразу.
Поэтому братьям пришлось разделиться. Куруфин догнал и подхватил Лютиэн. Берен бросил в ноги лошади Келегорма свою ношу, связку мечей, и на бегу краем глаза отметил удачу: конь споткнулся и упал, эльф перелетел через его голову и грохнулся о землю.
Берен, все свои силы вложив в бег, догнал Куруфина, который пытался снова разогнать свою лошадь с ее двойным грузом, и одновременно справиться с отчаянно отбивающейся Лютиэн, и, бросив посох, в прыжке обеими руками вцепился в перевязь его меча, так что и Куруфин, и его пленница сшиблись наземь. Королевна осталась лежать без движения, а Берен за все ту же перевязь оттащил Куруфина в сторону от Лютиэн и смачно, с замахом от плеча, дважды треснул по лицу. Эльф лишился чувств. Берен выдернул из ножен его меч, выхватил его кинжал — и повернулся к Келегорму, который уже успел свистом подозвать коня и вскочить в седло. Теперь он летел навстречу, отводя копье для броска. Копье Берен отбил мечом, лезвие отсекло наконечник — затес вышел длинный и гладкий. Келегорм отбросил копье и снова развернул коня — на этот раз вытаскивая меч. Пешему против конного с мечом очень неловко — так что Берен бросил меч и, схватив обломок копья, встречным тычком сшиб Келегорма с седла.
Феаноринг был в бешенстве. Противостоял им всего один человек, какой-то жалкий смертный с одной дубинкой, и вот уже Куруфин лежит на земле без сознания, а у него, Келегорма, от повторного удара о землю все двоится в глазах. Берен не поднял меча, он ждал, держа дубинку за середину, прямым одноименным хватом. По заносчивости своей Келегорм не знал, что дортонионские пастухи предпочитают посох любому другому оружию, и один умелый боец может отбиться им от двоих-троих с мечами — правда, если речь идет о не слишком умелых мечниках. В другой раз, может, Келегорм и одолел бы — но после двух падений он был ослаблен, а Береном владел тот убийственный дух, что провел его через восемь кровавых лет Дортониона. Эльф напал, Берен вывернулся из-под удара — и в следующий миг правая рука Феаноринга онемела от плеча до кисти, пальцы разжались и выпустили меч: размашистой «мельницей» Берен сломал ему ключицу. Келегорм сделал шаг назад — и упал: человек ударил его палкой по бедру и вернулся в исходное положение. Келегорм сделал движение левой рукой к мечу — посох метнулся как жало скорпиона, Келегорм вскрикнул от боли, правой рукой хватаясь за левую.
— Не скули, нолдо, — тихо сказал Берен. — Финрод умирал без стона.
— Мразь, — прохрипел Келегорм. — Ты поднял руку на сына Феанора…
— И опустил. И еще опущу. Ты знаешь, почему я не взял ни твой меч, ни меч Куруфина? Потому что для такой сволочи как ты смерть от меча — слишком почетная смерть. Если ты еще раз дернешься — я забью тебя насмерть дубиной, как пастух забивает волка или бешеную собаку. Это будет достойный тебя путь в чертоги Мандоса.
С этими словами Берен слова ударил Келегорма — на этот раз в живот. Эльф скорчился и откатился в сторону.
Он увидел, что Лютиэн уже поднялась с земли и смотрит на них.
— Ты позволишь ему?! Ты позволишь?! — застонал он, отползая.
— Теперь ты у нее просишь защиты? — с этими словами человек вытянул Келегорма по спине.
— Тебе больно, эльф? Не стесняйся признаться. Я вот признаюсь, что мне было больно, когда меня били на дворе Черной Башни. И Финроду было больно, хоть он и старался не подавать виду. И Эдрахилу. И Аэглосу. Тебе перечислить всех поименно? По удару за каждого — не много? А по удару за каждого из Бретильских Драконов? Ты не выдержишь, феаноринг, хоть ты и эльф. Ты сдохнешь. Мерзавец, что ты хотел сделать с Лютиэн? Почему ты послал на нее воинов, как на вражьего лазутчика? Ты знаешь, сколько наших полегло от их стрел?
Эльф лежал на спине, закрыв глаза. Стоя над ним, Берен поднял дубину, направив ее стесанным концом вниз, в лицо Келегорма. Лютиэн что-то кричала, но он не слышал. Весь страх за нее, вся ревность, что его измучила за эти недели, все пережитое унижение и вся боль утраты сошлись в этом стесанном конце древка. Саурон ушел от расплаты, Моргот был недосягаемо далек, но Келегорм был здесь, у его ног, и он ответит. И тут эльф заставил себя смотреть в лицо смерти, открыл глаза. Огромные, серебряные — они сковали все внимание Берена. Он уже почти чувствовал, как в одно из этих озер света погружается заостренное дерево… Лица он уже не видел — только глаза. Яркие, светло-серые глаза потомка Финвэ…
Глаза Финрода…
Зажмурившись, чтобы справиться с наваждением, он опустил древко и сделал шаг назад. Ярость ушла и выпила всю силу. В глазах потемнело, и, чтобы не упасть, он оперся на древко.
— Живи…
Крик Лютиэн — «Берен! Берен!!!» — наполнился другим страхом. Огромная серо-белая тень закрыла мир, Берен ощутил страшный удар в грудь, пролетел сколько-то ярдов, приложился спиной о землю и обнаружил, что лежит глядя в золотые, каждый — с плошку, собачьи глаза. Тяжеленные лапы, утвердившись на плечах, намертво прижимали его к земле, с мраморно-белых полупрозрачных клыков хрустальной нитью тянулась слюна.
— Хуан… — прошептал Берен.
Пес защищал хозяина, данного ему богами.
Кряхтя и постанывая, Келегорм поднялся с земли. Подковылял к своему мечу, оттолкнул Лютиэн и, припадая на одну ногу, поплелся обратно.
— Нет! — закричала Тинувиэль, но, поняв бесполезность уговоров, побежала и схватила меч Куруфина. Не успеет, подумал Берен. Он не чувствовал ни страха, ни горечи — только глухую досаду: обидно умирать от руки недобитого феаноринга…
Келегорм встал прямо над ним, широко расставив ноги и подняв меч — острием книзу. Лезвие было слепяще ярким. И наверняка острым. Пройдет через кости лица как сквозь масло. «Я даже не успею понять, что мне больно. Как Ильвэ».