Тени сумерек
Шрифт:
— Йо-о! — удивился Гили. — Как же между вами война не началась?
— Государь Маэдрос велел объявить, что если кто будет длить месть, то будет объявлен вне закона и убит на месте, где попадется любому из эльфов — если не покинет Химлад. Вастак ли, беоринг ли… Перед своими глазами заставил заключить перемирие. Угнанное стадо велел вернуть: сказал, раз вы взяли виру кровью, да еще оставили себе свадебный выкуп, то на скот права не имеете. Приданое позволил забрать, и младенца тоже.
— И еще кучку других младенцев, — фыркнул Радруин.
— Ага, — кивнул Брего. — По
— Ты только не вздумай это в глаза ему бухнуть, — предупредил Радруин.
— Дураков нет, дураки все поженились, — Гили кстати ввернул слышанную от Берена прибаутку.
История его потрясла, хотя виду он не подавал. В Белерианде между женами и мужьями случалось всякое, случалось даже и смертоубийство, но чтобы с женщиной расправились вот так, как не всякий хозяин расправляется с худой скотиной — этого Гили никогда не слышал и не видел.
Не меньше удивили его и вастакские понятия о милосердии. Что убийца платит виру семье, которую он лишил кормильца — это правильно. Но по-вастакски, значит, убийца должен был взять семью убитого к себе. С одной руки вроде бы не совсем глупо, а с другой руки — каково женщине идти в жены к убийце мужа, а детям — называть такого отцом? И если с законной женой, взятой по любви, вастак может обойтись хуже, чем самый паршивый из эдайн — с рабыней, то не есть ли такое милосердие прикрытым названием рабства?
Гили задал вопрос, и мальчишки закивали.
— Рабство и есть, — сказал Фродда. — И по их понятиям раб — это не слуга, а говорящая скотина. Женщина и ребенок — тоже. Пока сыну или дочери не сровнялось четырнадцать зим, отец в своем праве делать с ними что хочет. Хочет — продаст, хочет — убьет и свиньям скормит. А с женой в таком праве муж.
— Да что мы о вастаках! Тьфу! Ровно других вещей для разговора нет, — рассердился Брего. — Руско, ты бы рассказал нам лучше про ярна.
— Да я недавно у него, — смутился Гили. — Он ведь только этой весной объявился.
— Правду болтают, что он посватался к эльфийской королевне?
— Правду.
— А про то, что эльфийский король потребовал в выкуп Сильмариллы — правду?
— Правду.
— Злой смерти ищет ярн, — вздохнул Радруин.
— А то бывает добрая… — буркнул Брего.
— И чего он делать думает? — спросил Фродда.
Гили набрал воздуха в грудь, чтобы говорить как можно тверже.
— На могиле своего отца он поклялся, что будет мстить, хотя бы ему пришлось идти до ангбандских ворот. А я клялся ему в верности и буду следовать за ним. Хотя бы и туда.
Брего хотел что-то спросить, но осекся, глядя за спину Гили. Тот обернулся и увидел, что к ним легко и быстро бежит Айменел.
— Руско! — крикнул он. — Лорд Берен приехал и зовет тебя. Если ты не поспеешь за мной в полчаса, он рассердится.
Гили сунул бочонок Радруину, подхватил расстеленную на сене куртку, пояс, и побежал вдогонку Айменелу, на ходу застегивая ремень. Поравнявшись, оба перешли на скорый шаг.
— Эй! — крикнул Падда. — А бочонок? А пол-осьмушки? Где тебя искать, чтобы вернуть-то?
Гили, не оглядываясь, махнул рукой:
— Ваша!
— Вот это парень, фэррим, — Радруин хлопнул себя по бедру. — Вот это друг.
Берен не сердился, и был в самом добром духе.
— Что такой запаренный? — спросил он.
— Это… — Гили пытался отдышаться. — Ходят эльфы… Быстро очень…
— Быстро ходят? — Берен приподнял брови. — Неужто? По-моему, они не быстро ходят. По-моему, они медленно летают. Собери наше имущество и увяжи на коней, сегодня мы должны быть в доме у Хардингов. Я пойду и попрощаюсь с лордом Маэдросом и государем Финродом.
С первым заданием Гили управился скоро: имущества было не так чтобы много, самую тяжелую его часть составляло оружие. На минуту Гили призадумался, что же делать с полученной вчера красивой рубашкой — черной, шитой по вороту багряными цветами и красными стеклянными бусинами. Вчера ему дали эту рубашку после купания, чтобы он, прислуживая Берену на пиру, выглядел как оруженосец благородного господина, а не как оборванец. Сегодня он надел свою, выстиранную и высушенную, а что делать с этой — не знал. Правда, Берен оставил себе свою — тоже черную, только вышитую синими и белыми нитками. Но, может быть, одним господам такое позволено, а он должен вернуть что взял?
— Оставь себе, — раздался голос от дверей. — Это подарок от лорда Маэдроса.
Айменел шагнул в комнату.
— Государь послал меня помочь тебе, — сообщил он.
— Спасибо, — Гили действительно нужна была помощь. Он закинул за спину щит, взял в одну руку копье, в другую — седельную сумку с вещами Берена.
А ведь в бою, подумал он, воин все это надевает на себя. Так, конечно, легче… Но все же Гили поначалу страшно мучился из-за кольчуги и шлема, хоть и легкого, кожаного. А Берен надевал еще и поножи, и наручи, и тяжелый шлем с кольчужной сетью, прикрывающей шею, и брал щит, под которым Гили сгибался, шагая вниз по лестнице. И это еще был не полный доспех, а легкий, походный — полный включал наплечники и набедренники, и личину на шлем, и пластины на грудь и на спину кольчуги, и железные латные перчатки — а не проклепанные с тыльной стороны кожаные. И во всем этом нужно было драться. А если я сделаюсь рохиром, то и мне придется.
Айменел подхватил узел с вещами Гили, лук и колчан со стрелами.
— Я бы с тобой поменялся, — тихо сказал он. — Мне здесь не нравится.
— А с людьми? — спросил Гили. — Ты почему убежал?
— Не знаю… Когда людей слишком много вокруг, становится… как бы шумно.
— Да, поболтать они любят, — согласился Гили.
— Я не об этом.
— А о чем?
Айменел не ответил.
Спустившись в конюшню, они застали там Радруина. Гили ругнул себя за то, что не сообразил позвать за собой и его: ведь Берен наверняка мог приехать только вместе с Хардингом. А впрочем, Радруин ведь и сам понял, что к чему.