Тени тевтонов
Шрифт:
Сауле – это солнце пруссов. Вакарине – вечерняя звезда. Зиггон говорил о времени, когда солнце сядет за море и зажгутся звёзды. «Твоя кровь падёт на землю Бальги» – то есть в замке что-то случится с отцом: другой родни, «своей крови», у Каетана не было не только в Бальге, но вообще на белом свете. Надо мчаться в Бальгу. Зиггон сказал, что отца ещё можно успеть спасти.
Квятка неслась по дороге сквозь пущу, перепрыгивая через колдобины с дождевой водой. Мимо мелькали тёмные узловатые стволы буков и клёнов, густо зеленел орешник, в тени разрослись медуница и яснотка. Тевтонцы весной расчистили эту дорогу – готовились к войне. Гданьск и Эльблонг
Орден завоёвывал Пруссию целых полвека, но всё-таки завоевал, и были в том виноваты сами пруссы. Лесные разбойники, они беспрестанно разоряли польское княжество Мазовию. Истерзанное княжество воззвало к небесам об избавлении, и князь Конрад поклонился Ордену: придите и защитите. Князь пообещал, что в оплату отдаст тевтонцам свою Хелминскую землю, тогда занятую грабителями. А Орден выторговал у папы Римского заодно и всю прочую языческую Пруссию, которая никому не была нужна.
Орден в ней тоже не нуждался. Тевтонцы вели войну за Гроб Господень, сражались с монголами в Киликии и маврами в Иберии, и дикая Пруссия на задворках Европы могла показаться лишним бременем. Но магистр Герман фон Зальца смотрел в будущее. Он прислал к князю Конраду двух рыцарей, и те основали первый орденский замок в Польше – Фогельзанг, Птичье Пение. Отсюда тевтонцы начали наступление на Пруссию. Они перешли Вислу и воздвигли замки Торн и Кульм, подгребая под себя Хелминскую землю.
На захват страны у Ордена не было ни войск, ни денег. Однако Святой Престол по просьбе фон Зальцы объявил Крестовый поход против Пруссии и призвал бродячих рыцарей. А пруссы не понимали, что крестоносцев можно отразить только всем народом, и прусские племена не помогали друг другу. Тевтонцы малыми силами принялись отсекать от Пруссии кусок за куском. Каждый шаг в глубины языческой страны Орден закреплял строительством замка. Мариенвердером он пригвоздил Помезанию, Эльбингом – Погезанию, Бальгой – Натангию и Вармию, Кёнигсбергом – Самбию. Немцы шли как по ступеням, разбивая ополчения пруссов и подавляя мятежи.
Миновало много лет, крестоносцы потеряли все крепости в Палестине, и тогда Орден осознал замысел магистра фон Зальцы. Вместо Палестины у тевтонцев появилась другая страна – Пруссия, надёжно окованная сотней орденсбургов. И Орден перебрался с берегов Леванта на берега Балтики.
Замок Бальга тевтонцы основали ещё при фон Зальце. Два тевтонских корабля – «Пилигрим» и «Фриделанд» – вышли из Эльблонга в залив Фриш-Гаф. Ветер надувал паруса с чёрными крестами, гребцы ворочали тяжёлые вёсла, грозно громоздились надстройки-«кастели», похожие на зубчатые крепостные башни. В заливе на мысу крестоносцы захватили прусскую крепость Хонеда. На её руинах и поднялась Бальга. Она стала резиденцией конвента – собрания рыцарей, а затем и комтура – командира всей области.
В кирпичную кладку могучих стен Бальги были вмурованы дикие валуны – фильдиги. С вершины бургфрида, главной башни, дозорные видели дальнюю косу Фрише Нерунг, отделяющую Фриш-Гаф от моря, и пролив Зеетиф – судовой ход. Волны плясали вокруг башни-данцкера, соединённой с замком галереей на арках, и пушки данцкера держали под прицелом гавань, чтобы вражеские корабли не осмелились приблизиться к причалу. С другой стороны замка выкопали глубокий ров и перекрыли его подъёмным мостом. За рвом расположился форбург – городок для полубратьев, тоже огороженный стеной, а дальше возле кирхи рассыпались избушки пруссов-витингов с амбарами и корчмами. Багровые башни и черепичные крыши замка, вечно мокрые от балтийской непогоды, вздымались над соломенными кровлями предместья, как дракон в медной чешуе. Но до Бальги Каетану было ещё скакать и скакать.
Дорога вывела на бревенчатый мост через тёмную болотистую речку. Мост, конечно, соорудили тевтонцы. Каетан натянул поводья, придерживая Квятку. Путь перегораживал орденский караул: четыре брата-сарианта в серых суконных плащах поверх кольчуг-хауберков, а с ними рыцарь в глухом шлеме-топфгельме, похожем на клёпаное ведро, и в белом льняном плаще-герренмантеле с латинским крестом – узким и чёрным, как прорезь.
– Оплату, – спокойно сказал один из сариантов.
У Каетана не было ничего – ни германского пфеннига, ни польского скойца. Он не взял кошеля, потому что поехал на охоту, а не на ярмарку.
– Я на службе у комтура Бальги Зигфрида фон Шварцбурга! Я шляхтич Клиховский! Слово чести, что в Бальге я верну вам деньги!
Но у Каетана не было щита с родовым гербом. И ехал он по лесу один, а не в толпе других шляхтичей, которые могли бы подтвердить его слова.
– Оплату, – повторил сариант.
Каетан понял, что его не пропустят. Немцы не алчные, но упорные даже в малой корысти и от своих правил не отступают.
– Клянусь ранами Христа, у меня в Бальге отец попал в беду! – отчаянно взмолился Каетан. – Я тороплюсь! Господин рыцарь, прошу о милости!..
Железный топфгельм не выражал никаких чувств. Проще было взывать к пивному котлу. Сарианты угрожающе наклонили копья.
…Истинный рыцарь двинул бы коня прямо на караул: пешим конного не остановить. Но Каетану не хватило духа. Мелкий дождик сеялся на плахи моста, на тёмную воду речки, на суконные плечи сариантов. Каетана душила ненависть к немцам, к их плащам и крестам, к их неумолимой властности и тяжёлому, узловатому языку. Но Каетан покорно попятил Квятку, повернул её и съехал с дороги. От унижения у него дрожали губы, как у ребёнка.
Он приметил брод совсем недалеко от моста. Топкий берег здесь зарос густой осокой. Квятка хлюпала копытами и недовольно мотала башкой, не доверяя воде. Каетан похлопал её по шее, успокаивая, и послал вперёд.
Но дьявол, желая погубить человека, становится упрямым, как немец. Почти на середине реки Квятка вдруг оборвалась на правую заднюю ногу и осела, а потом дико заржала и начала биться, взметая фонтаны брызг. Каетан не удержался в седле и боком рухнул в воду, нелепо цепляясь за поводья. На счастье, он не запутался в стременах, не то бы захлебнулся, повиснув вниз головой. Он извернулся и вскочил, оскальзываясь на зыбком дне, и вслепую наткнулся сапогом на илистую корягу – это на неё напоролась лошадь.
Квятка металась на месте, ржала и вскидывалась на дыбы, молотила передними ногами, как в галопе, и не подпускала к себе. Каетан понял, что она застряла задним правым копытом в коряге, а потом дёрнулась освободиться – и что-то повредила: вывихнула сустав или даже надломила плюсну. Каетан беспомощно смотрел на несчастную кобылу, не зная, что делать.
Он обернулся. Немцы молча глядели на шляхтича и его покалеченную лошадь. Речка журчала вокруг мостовых свай. Над осокой носились кулики. За мостом на западе тускло светилось облачное небо. Невидимое солнце таяло в лесных вершинах. Гнилой угол Балтики тихо прел в тёплой мороси дождя.