Тени в лабиринте
Шрифт:
Голиков глубоко вздохнул. Преступник опережал события, мельтешил впереди, как мираж в пустыне, как зыбкая тень на воде.
«Парадоксально! Чем больше мы узнаем, тем больше увязаем в фактах и запутываемся. Каждое новое ответвление расследования оканчивается глубоким обрывом. Наметилась прямо-таки какая-то систематика опережений и непонятных, дьявольски хитрых подтасовок. Сперва «Жигули» Баринова. Хорошо, псевдоугон можно было продумать заранее. Потом Тюкульмин. Ладно, допустим, с ним расправились по ходу дела. А Северинцева? Странно. Кто мог знать, что мы заинтересуемся одинокой, неказистой, невыдающейся женщиной?
Майор убрал со стола фотографии, похлопал себя по карманам и полез в нижний ящик стола за «резервной» пачкой «Беломора».
«Возникает вздорная, на первый взгляд, идея – может, нельзя было отпускать Кормилина еще тогда, во время первого допроса? Мы ведь этим допросом Ивана Трофимовича и предупредили. Хотя почему мы? Баринов через нас предупредил, посредством ничего не объясняющего заявления заставил нас дать Кормилину информацию к размышлению. Но это уже из области своего рода высшей математики…»
Сделав несколько глубоких затяжек, Голиков бросил дымящийся окурок в пепельницу.
«Ну хорошо, попробуем с другого конца. Буквально на наших глазах убивают свидетеля… Вопрос: имеются ли другие мотивы? Границкий, будучи сменщиком Моисеева, по всей вероятности, покрывал его во время отлучек. Вот почему Волошин не обнаружил никаких следов отсутствия Моисеева на работе в те дни, когда тот летал в Новосибирскую область. Но это не повод для убийства… А из-за чего, собственно, погиб Моисеев? Реальный живой парень Петр Моисеев, Петенька, как, наверно, называла его в детстве мать, человек, если верить словам Павлюк, в общем-то неплохой: мягкий, простой, доверчивый. Петру хотелось жить не хуже других, а удача не баловала его, истал он стыдиться самого себя, потому что расписаться в собственной заурядности не желал. Вот и начал Моисеев играть в чужие игры, где ему отводилась роль пешки, маленькой, незаметной пешечки: сними ее с доски – никто, может, и не приметит. А закончились эти игры ночной поездкой за город с неизвестным нам по сей день пассажиром и каким-то увесистым свертком, лежавшим на заднем сиденье такси. Увесистым?… Стоп-стоп-стоп!»
Голиков поднялся из-за стола и принялся возбужденно ходить по кабинету. Неожиданное сопоставление нарушило плавную нить рассуждений. Когда майор убирал золото в сейф, ему пришло в голову, что Саркисову, наверно, нелегко было убегать с такой увесистой ношей.
«Черт возьми! – подумал Голиков. – Совершенно новый мотив! А почему Моисеев должен был везти с собой какой-то завернутый в материю предмет? Этот предмет мог появиться в машине после того, как она остановилась за поворотом на Каморный. Другое дело – откуда появиться?… Так… «потерянные» полтора часа, пот на одежде Моисеева, свидетельствующий о проделанной работе… – сжав кулаки, майор невидящим взглядом уставился в потолок. – Теперь я, кажется, знаю, как опередить преступника, вернуть безликой тени телесную оболочку. Существует место, к которому он вернется, если есть за чем возвращаться. А там мы…»
Посторонний
– Товарищ майор, тут к вам мужчина просится, – дежуривший на входе старший сержант чуть замешкался. – Он предъявляет паспорт… минутку… Кормилин Иван Трофимович.
– Кто?!
Вероятно, интонация Голикова была настолько необычна, что дежурный, смущенно откашлявшись, повторил:
– Иван Трофимович Кормилин. Пропустить?
Глава четвертая
Вопреки всем логическим доводам на пороге кабинета в нерешительности стоял Кормилин. Впервую минуту Голиков даже не узнал Ивана Трофимовича – куда-то пропал внешний лоск, исчезла уверенность и респектабельность знающего себе цену человека.
– Проходите, садитесь.
– Да-да, спасибо, – торопливо пробормотал Кормилин.
Замдиректора фабрики неловко присел на стул, поставил на пол сумку и отвел в сторону глаза. Вид у него был жалкий, несмотря на добротное ратиновое пальто и пушистую ондатровую шапку.
– Шапку можете снять, – подсказал майор. – Или вы ее демонстрируете как образец внеплановой продукции ателье номер три?
Покраснев, Кормилин сорвал с головы шапку. Похоже, он не заметил сарказма в словах Голикова.
– Извините, я так растерян, что забыл об элементарных правилах приличия.
– Полноте, Иван Трофимович, бог с ними, со всеми этими светскими условностями, – майору никак не удавалось отделаться от напускного иронического тона, которым он пытался скрыть изумление, вызванное неожиданным появлением Кормилина. – Лучше скажите, почему вы утром не явились?
Кормилин тяжело вздохнул.
– Вы можете мне не поверить, но я сильно испугался.
– Так испугались, что заставили полдня себя ждать? Или у вас были основания бояться встречи со мной?
Не отреагировав на последнюю реплику, Кормилин продолжил:
– Я кругом запутался и поломал себе жизнь.
«Еще один кающийся грешник, – подумал майор. – Только раскаяние почему-то всегда приходит с запозданием».
– Гражданин Кормилин, если вы действительно хотите, чтобы я поверил в искренность ваших слов, рассказывайте все без утайки.
Вздрогнув при слове «гражданин», замдиректора фабрики опустил голову.
– Даже не знаю, с чего начать…
– Это уж вам виднее, Иван Трофимович. Или вы предпочитаете отвечать на мои вопросы?
– Я готов честно ответить на все ваши вопросы, хотя слово «честно» в моих устах, наверно, режет слух.
Пристально глядя в глаза Кормилину, Голиков резко произнес:
– В таком случае, скажите, где в настоящее время находится Семен Астафьевич Борохович?
На лице Кормилина не отразилось никаких эмоций.
– Мне совершенно не знакомо это имя.
– Ну хорошо. Тогда давайте поговорим о вашем знакомом Викторе Юрьевиче Ферезяеве. Между прочим, а где он сейчас, вы тоже не знаете?
– А с какой стати я должен знать, где находится Ферезяев? – удивился Кормилин. – Наверно, там, где ему и положено быть – в зверосовхозе.
Поведение Кормилина поразило майора.
– Плохо же вы осведомлены о своем знакомом, Иван Трофимович, – протянул он.
– Да какой он мне знакомый! Уверяю вас, я Ферезяева в глаза никогда не видел. Только по подписи на документах и знаю о его существовании.