Тени в переулке (сборник)
Шрифт:
Они организовали боевую националистическую группу, чтобы мстить русским за унижение армянского народа. Правда, что они имели в виду, я до сих пор не могу понять. Насколько я помню, именно Россия спасала армян от турецкого геноцида.
Ровно год длилось следствие, потом были короткий суд и высшая мера наказания.
Прошло двадцать семь лет, и в Московском метро прогремел новый, еще более страшный взрыв.
Наша память устроена странно. Мы быстро забываем о плохом. Прошлым стали взрывы домов, теракты шахидок в самом центре Москвы, захват
Крыши домов и деревья покрыты снегом. И все это напоминает рождественскую открытку.
Мы живем в очень красивом городе. Прекрасном, но беззащитном.
Крупный выигрыш
…Помните картину Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»? Так вот, в 1950 году один московский острослов сказал: «Знаете, как она называется по-настоящему? «Запорожцы подписываются на заем». Сказал он это в компании вполне приличных людей, связанных с театром и литературой, а через два дня за ним пришли и влепили ему статью 58–10. Вернулся он через шесть лет в Москву инвалидом и больше никогда не острил.
Я вошел в коридор когда-то огромной коммунальной квартиры, в которой еще стояли запахи прежнего жилья, и показалось: остановись, прислушайся – и услышишь в комнатах шаги давно уехавших отсюда людей.
– Ну эта квартира вам подходит? – спросил меня художник-постановщик фильма. – Я ее неделю искал, старался, чтобы все было по сценарию.
– Спасибо, Боря, – поблагодарил я, – классный интерьер, мне даже кажется, что именно в ней я и прожил всю жизнь.
– Ну слава богу, – обрадовался художник, – теперь и группу запускать будем.
Киногруппа ворвалась в квартиру и разбежалась по комнатам.
Странное ощущение оставленного жилища – отголоски не очень счастливого человеческого прошлого. Старые жильцы уехали, побросав кучу ненужных вещей: сломанные бамбуковые этажерки, черные настольные канцелярские лампы, продавленные кресла.
Я вошел в комнату ну точно такую же, в которой прожил много лет. Даже дерево за окном так же положило ветви-лапы на подоконник. На полу валялись школьные тетради, сделанные из плохой бумаги. На их обложках были изображены самолеты, танки и бегущие в атаку красноармейцы. Именно в таких тетрадках, исполненных из сероватой пористой бумаги, во время войны в школе я записывал азы премудрости…
А в квартире уже работали постановщики, создавали интерьер, заносили мебель, ассистенты художника развешивали занавески, делая одну из комнат не просто обжитой, но и уютной.
Реквизиторы в это время копались в оставленном старье, выуживая из него все, что можно отреставрировать для будущей картины.
Молодая девушка нашла блокнот в сафьяновой обложке с тисненными золотом профилями четырех вождей. Открыла его и протянула мне:
– Посмотрите, здесь шифрованная запись. Я взял блокнот и на первой странице увидел буквы и цифры: 1942.3.0. Дальше шли серии и номера. Следующая страница была помечена 1943 годом. Дальше шли 44-й
А дальше, начиная с 46-го, появились буквы ЗВНО.
Нет, это были не таинственные шифровки.
Литеры 3.0. обозначали государственный заем обороны, а таинственная аббревиатура ЗВНО переводилась как «заем восстановления народного хозяйства».
Каждый год газеты и радио торжественно объявляли, сколько миллиардов рублей дали простые труженики в долг государству. Помню, в 1954 году, когда грянул очередной заем, в финчасти нашей бригады у кассы сидел замполит подполковник Бурданос и говорил:
– Так, командовать еще не научился, а уже такие деньги получаешь. Подписывайся на три оклада.
Это означало, что в течение определенного времени тебе в финчасти будут выдавать усеченное жалованье и гособлигации на объявленную сумму.
Но в этом деле было и мелкое преимущество вроде сказки про Золушку. Два раза в год объявлялся розыгрыш госзайма, таблицы печатались в центральных газетах, и выигрыши составляли от пятидесяти рублей до ста тысяч (это были ломовые деньги, особенно после реформы 1947 года).
Вспомните, в фильме «Место встречи изменить нельзя» дежурный по МУРу, которого играл Сева Абдулов, выигрывает двадцать пять тысяч. Вот поэтому люди и выписывали номера облигаций в блокноты и записные книжки, чтобы на работе проверять опубликованные выигравшие номера. И действительно, были счастливчики, которые выигрывали довольно крупные суммы денег. Это становилось событием не только для баловней удачи. Целая бригада жуликов трудилась над этим выигрышем.
Напомню, что в те годы существовала промкооперация – так называемые артели, в которых трудились простые советские миллионеры. Денег у них было много, но как легализовать их? И тогда на помощь приходили работники сберкассы, которые сообщали, конечно не безвозмездно, лихим людям о крупных выигрышах. И начиналась обработка счастливчиков.
За облигацию, угадавшую пятьдесят тысяч, давали три цены. Редко кто из простых тружеников мог удержаться от такого соблазна. У него начиналась новая, счастливая жизнь, а для артельщика выигравшая облигация становилась своеобразной индульгенцией.
Но кроме займов, которое государство брало у своих подданных практически насильно – отказаться было невозможно, существовал еще так называемый трехпроцентный заем, именуемый в народе золотым.
Розыгрыши его проводились чаще, выигрыши были крупнее, а главное, эти переливчатые бумажки с водяными знаками можно было сдать в сберкассу и получить свои деньги обратно.
Государственные займы развития народного хозяйства отменили в 1957 году, пообещав в неопределенное время вернуть. И кое-что подбросили тем, кто выжил и сохранил облигации.
Но вернемся к началу. В квартире свирепствовала киногруппа, гримировались артисты, устанавливали свет. Мы готовились снимать наше не столь отдаленное прошлое, в котором блокнот с номерами облигаций был надеждой на скорое богатство и счастливую жизнь.
На долгую и счастливую жизнь надеялся человек, сыгравший в событиях, о которых я расскажу, весьма значительную роль.