Тени
Шрифт:
Как я могу ее отдать? Я не владею ею. Она делает что хочет, где хочет и с кем хочет, я не контролирую ее. Отдать ее – и у меня появится будущее? Я не любитель обменов, из меня плохой бизнесмен. Если мне кто-то нравится, я ему отдам все, что ему нужно, просто так. Ты можешь дать ей все, что ей нужно? Это замечательно, я верю, и я за это. У меня даже близко нет таких возможностей. Единственный мой подарок за все время общения – несколько дисков «DVAR». Впервые вы познакомили ее с этой музыкой… Спроси ее, чего она хочет. Я никогда не спрашивал. У меня все равно ничего нет. Он погиб, его больше нет. Она необходима тебе?
Общайся с ней. Приглашай во всякие интересные места. Делай это чаще. Кирилл».
«Отдать – значит обесточить, лишить силы. Год назад она была совсем
«Добрый день, Part.
Разве это плохо, что жить ей стало более интересно?
Ты стремишься, чтобы ей было хорошо или чтобы она была слабой?
Она относится к тебе с большим чувством. Но очень боится после известных событий. Что естественно.
Она не сражается за меня. На меня никто не нападал.
Попросить ее отдать мне все? Увы, мне не очень нравится такой вариант. Она мне друг. А таким образом вести себя с друзьями не очень хорошо. Это как обидеть ребенка, который взял тебя за руку, чтобы ты перевел его через дорогу. А я все больше чувствую, что в ответе за нее.
Я не понимаю, за что между вами идет война. Кирилл».
«Я имею в виду, что она сражается за твою любовь. Он говорил мне, что ты ее не любишь. И она, вероятно, это чувствует, вот и сражается. И крепнет. Вот и все. Очень банально. В данный момент я стремлюсь сделать ее слабой, для ее же пользы. Это трудно понять, ты можешь только мне поверить. Так надо. Есть люди способные, есть талантливые, а есть гениальные. Гениальность может не проявляться, пока человек бездействует, но как только он начинает что-либо делать, не важно что, сразу становится видна его гениальность – у него получается все, за что бы он не брался. Понимаешь? Все! В том числе и то, что за гранью, потому что для гения не существует границ. Ты не поймешь того, что в тебе, пока сам этого не почувствуешь и не осознаешь, сколько тебе об этом ни говори и ни объясняй. Есть вещи, которые нельзя понять головой. Их можно только почувствовать. И тогда придет осознание, но не из головы, а из сердца, и ты вмиг поймешь все. Своим естеством. Может быть. Если такое случится. А война у нас идет за единство. Когда-то мы были едины, и нам было хорошо. Безумно хорошо. А она все разрушила и ушла. Мы думали, она вернется, но время шло, мы были друзьями, хорошими друзьями, но не были едины. Она жила своей жизнью, а мы ждали, ждали, ждали. Иногда казалось, что мы готовы отрезать ей ноги, только бы она не ушла в очередной раз. Но она каждый раз уходила, и мы никогда не знали, вернется она или нет. И мы поняли, что это только она для нас – все, а мы для нее – так, сухие листья, прилипшие к подошве. Но мы не листья, мы из очень сильного рода, и сила наша накапливалась из поколения в поколение веками, а не была обременительной обузой, как для нее. У нас есть Учитель, и он считает таких, как она, падшими богами – они растрачивают свою силу направо и налево, не задумываясь о последствиях. Они не дорожат ею и не копят ее. Более того, она тяготит их. И они стремятся от нее вылечиться, как от болезни. Сейчас трудно говорить о единстве, поскольку Его уже нет. Но Он в ней, хотя бы частично, и поэтому она нужна мне. Но я не хочу применять силу. Как Он. Она должна сама. Понять. И сделать то, что все равно неотвратимо. А поймет она только тогда, когда ей станет плохо. Сосем плохо. Part».
Надо признать, что у Данила тоже оказалась вполне четкая позиция. С внутренней логикой, последовательностью и собственной историей. В моей позиции не было ничего из вышеперечисленного. Ну да ладно. Будем считать, что логика – это ограниченность ума.
«Добрый день, Part.
Я не готов нанести ей вред. Кирилл».
После смерти Давида или, возможно, в связи с постоянной практикой, мое зрение во внутреннем пространстве постепенно улучшалось. Теперь я хорошо видел Киру. Она висела в бесконечности недалеко от меня в виде полупрозрачного оранжевого саркофага. Внутри саркофага иногда что-то шевелилось. Я про себя назвал это цветком. Оно выглядело как растение с тоненьким стеблем, конечностями-веточками и небольшой головкой. Странно, но оно точно соответствовало размеру саркофага.
Несмотря на мою возросшую чувствительность, первой влияние почувствовала Кира. Мы лежали на диване у меня дома, занимались английским, а кто-то что-то перекладывал у нас в головах. Я посмотрел в черную бесконечность, никого не было. Опустил точку зрения ближе к нашему миру. Вместо черноты появился грязный разноцветный туман. Несколько человеческих существ женского пола, взявшись за руки, что-то делали. Они были настроены на Киру и на меня.
– Кир, а я вижу… Нескольких, скорее всего, женщин, кажется, пятерых. Они где-то в горах. И они влияют на тебя.
– Ты не понимаешь, в горах нет женщин. Как будь-то нет… Там одни мужчины… Никто не доверит такое женщине…
– Странно, впрочем это сейчас не очень важно. Я буду все время защищать тебя от воздействия, а ты расслабься и расскажи мне все, что ты знаешь об учителе. Что за учитель у братьев? – Я начал уводить влияние от Киры по дугам и понемногу замыкать его на самих женщин. С влиянием на себя я решил ничего не делать, поскольку оно еле чувствовалось, а делить свои, и так не очень большие силы, не хотелось.
– Не знаю точно. Говорили: встретили в горах человека, он что-то там им открыл, поделился каким-то знанием. Живет где-то высоко, куда туристы не заходят, чуть ли не в пещере, но я в это не верю. Но учитель этот был, определенно. Как, чему и почему он их учил, не знаю. Они хотели взять меня с собой к этому учителю, но меня это не интересовало. – Кира замолчала, пытаясь еще что-то вспомнить, я же строил и строил защитные конструкции в разноцветном тумане.
– А какая у них концепция? На базе какого миропонимания, к чему они стремятся?
– Слушай, что за вопросы ты задаешь? Не знаю. Да и все равно мне было. Плевать я хотела на этого учителя. У меня совсем другие проблемы были…
«Очень лаконично. Разве речь идет о вреде? Все делается для ее же пользы. Она не приспособлена для жизни среди людей. Она страдает. Для нее это ад. Ей нужно жить среди себе подобных. Таких мало, но они есть. Мой учитель такой. Я не такой, но я близок, и понимаю, что ей нужно, и никогда не смогу причинить ей вреда. Я люблю ее. Возможно, ты при определенных условиях и не очень далек от нас, но сейчас ты не готов понять… Тебе остается только подчиниться. Скажи ей, что тебе плохо, что ты болен, что умираешь (для убедительности можешь сослаться на врачей) и что тебе нужна ее сила, чтобы выжить. Ее человеческое тело очень ослаблено, и если она отдаст силу, она сама умрет, но не сразу. Чтобы выжить, будет искать себе подобных. Я ей сегодня позвоню и расскажу про Учителя. Учитель уже давно ждет. Когда ученик готов, приходит Учитель. В данном случае с учеником что-то случилось. Ученик выбрал падение вместо Пути. И нашел себе ложного „учителя“. Нужно все расставить по местам. Разве это вред? Part».
«Добрый день, Part.
Увы, наши понимания мира несколько расходятся. Я сейчас попытаюсь объяснить свое, но я не большой знаток эпистолярного жанра, поэтому прошу читать также и между строк. Мир не такой, как мы его видим, не такой, каким мы его представляем, не такой, каким мы его чувствуем. Мы, живые существа, воспринимаем ничтожную часть мира, мы можем воспринять больше, но эта часть так и останется ничтожной. После восприятия мы делим мир на части, иначе мы даже эту маленькую часть не можем принять. Делать выводы по этой части восприятия бессмысленно. Законов в мире не существует. Любые теории неправильны.