Тенор (не) моей мечты
Шрифт:
Нет, с аристократкой Катя погорячилась — те такими словами не говорят.
— Слушай, Катя… — примирительно начала Маша.
— Не буду я тебя, овцу, слушать, — взвизгнула Катя и едва не уронила крышку рояля себе на пальцы. Подхватила. Скривилась в сторону Маши, словно та была крысой с помойки.
Ар-ристократка!
Этого Маша уже не вынесла. Все мирные намерения испарились.
— Конечно, чего тебе меня слушать! — заорала Маша, уперев руку в бок и шагнув к королевишне. — Ты же стра-даешь! Сначала доведешь отца до
— Ты… Да что ты…
— Это не я что, это ты — что! Ты трубку бросаешь, а он психует, между прочим. Ты вообще представляешь что Артур творит с психу? Или тебе неинтересно, обиделась — и хоть трава не расти?!
— Что? — зеленая мегерка вскочила из-за рояля. Ага! Проняло!!! — Да ты…
— Именно я, а не ты. Я с ним рядом, когда ему нужна ты. Дура зеленая.
— Не нужна я ему, — злобно сжала кулаки обиженная мегера.
— А ты спрашивала? Ты хоть поинтересовалась, каково ему, а? У меня даже видео есть. Показать? Или стыдно?
— Не надо мне твоих видео… — на тон ниже возразило зеленое и несчастное.
— Кто б сомневался, — хмыкнула Маша. — А я сняла. После концерта, на который ты не пришла. Он тебя ждал. Бегал смотреть, не пришла ли его доченька любимая… Ты хоть представляешь, как он тебя ждал и что с ним потом было?
Катя молча смотрела на нее с нечитаемым выражением лица. Маша даже погордилась собой — что проняло. Но недолго. Через пару секунд зеленое чудо-юдо опомнилось, в Машу испуганными черно-белыми птицами полетели нотные листы.
— Да какое твое собачье дело, ты!.. — заорала Катя так, что стекла едва не посыпались.
— Достала! — взбеленилась и Маша
Они замерли на мгновение, вперив друг в друга взгляды, в которых сверкали молнии, готовые вцепиться в волосы…
Позорную драку предотвратил звук открывающейся двери и голос Катиной мамы:
— Девочки, я принесла вам…
Мгновение — и они обе оказались за роялем. Рядышком. Не сговариваясь. Катя заиграла что-то весьма неклассическое, нервное и такое классное, что сразу захотелось дрыгаться в такт и подпевать. Маша тут же навострила уши.
— У вас тут все хорошо? — в темных глазах Анны плескалось беспокойство.
Не такая уж хорошая звукоизоляция, подумалось Маше.
— Конечно, — с улыбкой отозвалась она, глядя на Анну честными-честными глазами.
— Конечно, — с теми же интонациями и синхронно с ней сказала Катя.
Прямо девочки-синички. За рояльчиком. На одной табуреточке. Только зеленая шевелюра Кати не вписывается.
— Чай и сладости, — кивнула хозяйка дома на поднос, старательно не обращая внимания на валяющиеся на полу ноты.
— Спасибо огромное, — улыбнулись ей оба юных дарования.
Анна оглядела комнату, с сочувствием посмотрела на валяющуюся на диванчике гитару, хотела сказать что-то еще, но сдержалась и вышла.
Тихо и плотно затворилась дверь, отсекая девчонок от остального мира. Катя снова заиграла что-то незнакомое, печально-пронзительное. Не обращая внимания на Машу, даже умудряясь почти не пихать ее локтем.
А Маша только вздохнула: вот как маме удается со всеми договариваться? И почему маму слушаются? Но не подключать же ее. И не хочется признавать свое поражение, и планы все насмарку пойдут.
— У тебя хотя бы в этот год яблоки не по счету были, — вырвалось у нее. Как-то очень тихо.
— А при чем тут яблоки? — не поняла Катя, но играть прекратила. Руки замерли на рояле.
— От нас тоже папа ушел. В этот же год. И знаешь, мне есть с чем сравнивать.
— И как тебе ощущения? — злобно выдохнула Катя.
— Отстой, — устало и почти равнодушно сказала Маша. Возвращаться и переживать все по новой совсем-совсем не хотелось. Но поздно — горечь с обидой уже нахлынули, делая ее маленькой и беспомощной девочкой. Не нужной любимому папе.
Уроду и козлу.
— Вот и у меня так же, — внезапно без истерики согласилась Катя.
— С тобой отец общаться хочет, — почти беззвучно проговорила Маша.
Катя ответила ей непонимающим взглядом: конечно, хочет. А что, может быть иначе?
— А я словно перестала существовать, — Маша потерла лоб: у нее снова, как и тогда, начала ныть голова. — Он не звонил, не общался — даже в Вконтактике не отвечал. Неделями. Месяцами. Я набрала его как-то. В кино позвала. Сама…
Маша сглотнула и напомнила себе: это в прошлом. Она это уже пережила. Уже не больно.
— И?.. — тихо-тихо спросила Катя.
— «Знаешь, котенок, не могу, — процитировала она с виноватыми и какими-то чужими интонациями. — Иду в кино с друзьями. Перезвоню». Перезвонил он, как же… Я две недели сидела в обнимку с телефоном, как Хатико. Дура.
Катя, не поднимая головы, стала что-то наигрывать на рояле.
— На самом деле я тебе завидую, — едва сдерживаясь, чтобы не материться в адрес отца и не плакать, продолжила Маша. — Будь у меня отец, который звонит, просит о встречах, скучает и приглашает на концерты — я бы подорвалась, бросила все. И приехала. Откуда угодно. Плевать, что там у меня — скрипочки, обидки или какие еще суперважные дела. Это же папа. У тебя он есть — а у меня нет. А ты не ценишь.
— А твоя мама? Как она?..
— Сначала плакала по ночам. И работала как проклятая. А потом пришел Томбасов… Он не такой уж… нормальный он, в общем. И хорошо, что он маму занял квартетом. Она хоть переключилась. Переживает теперь за них за всех. Приняла их в семью, типа младшими братишками. Дурными на всю голову. Гении они. В переходном возрасте.
— И они с папой?.. — ломко спросила Катя.
Маша не сразу поняла, о чем это она. Только секунд через пять обернулась к Кате и воззрилась на нее в изумлении: