Теофил Норт
Шрифт:
Бодо глядел с изумлением.
— Тедди, — вскричала Флора, — да вы ангел! Я могу сделать об этом статью!
— Да, в Ньюпорте много необычайного. Например, дом, о котором знаменитый итальянский архитектор доктор Лоренцо Латта сказал, что это самый красивый дом в Новой Англии — и самый здоровый. К тому яге построен в девятнадцатом веке. Он назвал его «Дом, который дышит», «Дом с легкими».
— Дом с легкими! Какой же это дом?
— Вы, наверно, его не знаете. В Ньюпорте есть дом, где большой зал обладает такой совершенной акустикой, что Падеревский, сыграв там, разрыдался; он попросил прощения у публики, сказав, что в жизни не играл так хорошо.
— Что это за дом?
— Я почти уверен, что вы его не знаете. Когда там выступал великий норвежский скрипач Уле Булль, он играл, конечно, на своем Страдивари; но потом он сказал, что сама комната — лучший в мире Страдивари.
— Тедди! Где вы такое откапываете?
— В Ньюпорте есть дом, где одно время жила в качестве няньки скромная женщина, монахиня сестра Коломба. Возможно, ее вскоре канонизируют — святая Коломба Ньюпортская. Вечером перед воротами дома собираются простые люди и стоят на коленях. Полиция не знает, что с ними делать. Можно ли арестовать коленопреклоненных людей за нарушение порядка?
Флора была ошеломлена. Старая дама перестала жевать. Жиганы, втируши и сыщики дико озирались в поисках крепких напитков.
— Флора, если бы вы могли написать об этом…
— А вы почему не напишете?
— Я писать не умею, Флора. Вы принадлежите к числу наших самых знаменитых писателей. Вы пишете о Ньюпорте без конца, но по большей части это сатира. Если вы начнете писать о привлекательных сторонах Ньюпорта, все ваши родственники будут очень довольны — право же, очень.
Это дошло. Вид у нее был изумленный. Потом под скатертью она ущипнула меня за то, что принято называть бедром. Когда мы встали из-за стола, она прошептала:
— Вы прелесть! Вы чудо! И по-моему, чуточку бес!.. Джентльмены, отправляйтесь в курительную. А вы, барон, не позволяйте им перепиться. Позже мы все пойдем купаться. Я не хочу, чтобы у вас делались судороги и вы тонули. Такое случалось слишком часто.
Мы с Бодо вышли в сад.
— Тедди, намекните хотя бы, к чему вы клоните, — что за военные хитрости. По крайней мере, мне будет о чем подумать по дороге в Ньюпорт.
— Хорошо, намекну. У вас есть замок?
— Да.
— Старый?
— Да.
— И говорят, что с привидениями?
— Да.
— Вы хоть одно видели?
— Тедди, за кого вы меня принимаете! Привидений нет. Это слуги любят пугать себя разговорами о привидениях.
— Слуги у вас держатся?
— Из поколения в поколение.
— Так вот, я сейчас изгоняю нечистую силу из дома, где слуги не желают оставаться после наступления темноты. Все эти три дома, о которых я предлагаю Флоре написать, — один дом. Суеверие — черная магия; одолеть ее можно только с помощью белой магии. Подумайте об этом.
Он посмотрел вверх на звезды; он посмотрел вниз на землю; он рассмеялся. Потом положил мне руку на плечо и сказал:
— Вы знаете, Тедди, вы — обманщик.
— В каком смысле?
— Вы притворяетесь, будто у вас нет цели в жизни.
Он улыбнулся и покачал головой. Потом стал очень серьезен; я никогда не видел Бодо очень серьезным.
— Боюсь, что скоро и мне придется попросить у вас совета. У меня большие затруднения.
— В Ньюпорте?
— Да, в Ньюпорте.
— Дело терпит?
Серьезность его превратилась в горечь:
— Да, терпит.
Я не представлял себе, какие могут быть «затруднения» у Бодо. Не считая некоторой наивности (правильнее будет сказать — невинности, чистосердечной доброты), которая привела его в «Кулик», он, казалось, был наделен всем, что нужно в той жизни, для которой он родился. В чем же дело?
— Я вам тоже намекну. Теофил, я охочусь за наследством; но я в самом деле люблю наследницу, в самом деле люблю — а она на меня даже не смотрит.
— Я ее знаю?
— Да.
— Кто она?
— Я скажу вам в конце лета. А сейчас я попрощаюсь с Флорой, чтобы успеть на последний паром. Запоминайте все — потом расскажете. Gute Nacht, alter Freund [10] .
— Gute Nacht, Herr Baron [11] .
Я вышел с ним из дома для гостей. Когда я вернулся в «Кулик», Джеймсонов и мадемуазель Демулен уже не было. Старую даму проводили наверх. Трое молодых людей пели и били посуду.
10
спокойной ночи, старый друг (нем.)
11
спокойной ночи, господин барон (нем.)
— Прошла голова? — нежно спросила Флора.
До сих пор я на голову не жаловался, но теперь сказал:
— Мне надо выпить, чтобы взбодриться. Можно я налью себе виски, Флора?
— Идите к себе в комнату и ложитесь. Виски я вам пришлю. А потом зайду сама и мы немного поболтаем… Мальчиков я отправлю домой. Они разошлись, а купаться что-то холодно… Нет, они остановились в Клубе Ружья и Удочки, тут, на шоссе… Я надену что-нибудь поудобнее. Мы поговорим об этих удивительных домах — если они действительно существуют, Тедди.
Пожелав спокойной ночи членам Клуба Ружья и Удочки, я вернулся к себе, надел кимоно и японские шлепанцы и стал ждать. Я привез с собой много листков с заметками о трех особенностях дома Уикоффов. В первых двух какая-то правда была, во второй — с примесью разнузданного вымысла; третья же была чистой фантазией. Все это имело вид тезисов, с которыми Флора могла сверяться, сочиняя свои статьи. Слуга-филиппинец явился со льдом и бутылками на подносе. Я налил себе и продолжал писать. Наконец пришла сама хозяйка, в чем-то легком и удобном под длинной темно-синей накидкой.