Теоретическая проверка
Шрифт:
– Н-да, - протянул главный и обратился к двойникам.
– Скажите-ка, пожалуйста, почему среди завтрашних газет нет нашей?
– Вам мало других?
– улыбнулся Двойник.
– Но в других нет ничего об этом любопытном событии.
– Просто не успели, да и не знали.
– А мы?
– А вы успели. Лучше сказать, успеете.
– Я этого не вижу.
– Увидите. Вашей завтрашней газеты здесь нет по той причине, что она у меня украдена.
– Вот как?
– К сожалению, это так. В этот эксперимент, да и вообще в отрицательные потоки времени
– Великолепно!
– сказал энергично главный, - Рутинер в науке!
– Кому как. Ну, а один его прихвостень выкрал у меня вашу газету.
Впрочем, он сам ее принесет. Прямо сюда.
– Так что я ее увижу сегодня?
– Очень скоро, он уже идет... Неплохо бы его сфотографировать в дверях.
– Это совсем просто. Э, Марк Евсеич,- главный позвал выпускающего и сделал распоряжение о съемке всех входящих. Вскинув голову, острым взглядом обвел двойников, Гречишникова, Бригге, потом отечески взял за талию Литу и вынес решение:
– Добро. Срочно готовьте материал, товарищ Ускова. Строк семьдесят плюс три фотографии.
– Прекрасно, - сказала Лита, вежливо высвобождаясь.
– Я это сделаю с героями дня у себя в редакции, здесь шум...
– Иди с Литой ты, - сказал Двойник Маю. Они не успели удалиться, как в кабинет робко вошел Климов. Лисья физиономия его вздрогнула: его ослепили сверкнувшие блиц-вспышки. Он согнулся, собрался в комок и было двинулся вперед, к столу главного, но остановился, увидев там Рубцова, Иосса, двух сотрудников Института пространства. Тут повернулся и пошел прямо на него другой Рубцов и рядом с ним та самая девушка, что была изображена в этой противоестественной газете...
– Вот он!
– во всеуслышание провозгласил Двойник.
– Вот он, похититель газеты "Жизнь"! Это он украл из моего кабинета завтрашний номер! Не так ли, Климов.
Климов стоял, втянув в плечи голову.
– Что же вы молчите, Климов? Ведь я нарочно оставил газету там, где вы ее нашли. Специально, чтобы вы ее украли, принесли сюда и разоблачили публично свою подлость. Климов неуклюже повернулся, зацепил носком ковер, споткнулся и грохнулся на пол, выронив из рук портфель. И вскочил, позабыв о портфеле, и, нелепо схватившись за голову, побежал прочь.
Профессор размышляет
После ухода Климова Федор Илларионович хотел было присоединиться к юной супруге, которая смотрела в гостиной телевизор, но зазвонил телефон.
Старый друг профессора по рыбалке, общественный деятель и важный работник министерства сообщил доверительно, что только что вышло постановление о борьбе с рутиной в науке.
– Есть сигналы, - сказал приятель, - что ты, Федор, кого-то там у себя зажимаешь. Так вот учти.
– Я совершенно спокоен, - сказал Барклай.
– Мое дело предупредить, а меры будут, я полагаю, крутенькие и быстренькие.
Положив трубку, Федор Илларионович сделал несколько гимнастических упражнений, потом опустился в кресло, нахмурился и позвал жену:
– Солнышко!
– Ах. Федик, - ответила она из гостиной, - тут такой способный артист в телевизоре...
–
– Голос профессора прозвучал строже.
– Ay!
– она с трудом оторвалась от экрана.
– Вот что, подай мне вот ту желтую папку, последнюю слева на верхней полке.
Супруга прыгнула на стул, достала папку, грациозным и чуть-чуть капризным движением протянула ее мужу. На папке была надпись:
"М. Рубцов. Волны бытия. Теория и принцип эксперимента".
Минут пять профессор перелистывал рукопись. Скучно было смотреть в строки вычислений, совсем не хотелось вникать в их суть. Федор Илларионович заклевал носом.
Он размышлял о вопиющей сумасбродности рубцовских идей. О том, что они ревизуют причинность, нарушают второе начало термодинамики... Роют подкоп под вековые установления. Барклай думал... Он думал о том, что двух Рубцовых не может быть по тысяче причин. Ну, хотя бы, потому, что есть закон сохранения материи, хотя бы потому, что...
– если уж есть два Рубцовых, то должен быть и третий. Третий! Ибо иначе этот невозможный второй не мог появиться!.. Ему неоткуда было бы взяться!..
– Проверить!
– сказал вслух Барклай.
– Проверить эту бессмысленную ревизию науки!
Мысль его, обретающую решительность и ясность программы, прервал новый звонок телефона.
– Албумбрук!
– вопил в трубку мужской, чем-то знакомый голос, попнрбирпот...- и следом раздраженный женский:
– Простите, товарищ, к вам все время порывается звонить только что поступивший больной.
– Какой больной?
– Душевнобольной. Это говорят из психиатрического приемника.
– Как фамилия больного?
– Фамилия?" Сейчас посмотрю... В паспорте - Климов.
– Благодарю вас, - сказал профессор.
Диверсия со взломом
С решительным и суровым видом Барклай надел пальто и уверенным шагом вышел из квартиры.
Было еще не поздно - около девяти. На улице было людно. Над крышей высокого здания бежали нарядные буквы рекламы: "Пользуйтесь услугами Аэрофлота. Экономьте время"...
– Время надо уважать!
– тихо проговорил Барклай и направился к стоянке такси.
Вахтер, дежуривший в проходной института, долго не открывал. Когда, наконец, заспанная физиономия его появилась в окошечке, профессор сказал сердито:
– Безобразно относитесь к своим обязанностям.
Снял со щита все ключи своего отдела. Неторопливо поднялся по лестнице, миновав лабораторию, прошел в кабннетик Рубцова.
Было тихо. Только еле заметный булькающий свист. На пульте установки сгущения горели индикаторные лампочки.
Еще раз Барклай составил цепь умозаключений: допустим, вопреки правдоподобию и научной достоверности, что сейчас существует двое Рубцовых; один из них живет очередной, сегодняшний день своей жизни, другой вернулся из завтрашнего дня и живет сегодняшний день повторно; но так как текущий момент находится между сегодня, когда появился второй Рубцов, и завтра, когда первый уйдет в камеру, то сейчас должен существовать еще третий Рубцов - тот, который сидит в камере и перемещается во времени назад, из завтра в сегодня...