Теория момента
Шрифт:
– Вот в чем все дело вы не потеряли вашего сына. Он, наконец, стал самим собой.
– Что вы имеете в виду?
Гриффин откинулся в кресле. Они подозвали официанта и сделали заказ. Мелисса была в шоке, когда Гриффин выбрал салат.
– Я на здоровом пайке, - объяснил Гриффин. На лице женщины читалось удивление.
– С шестнадцати и до двадцати двух я медленно пытался убить свой организм. Пришлось потратить несколько лет на восстановление.
– Все в порядке. Просто... мой муж никогда не ел салаты. Называл их едой для кроликов. Настоящие мужчины едят мясо.
–
Официант вернулся с напитками и Гриффин посмотрел на нее поверх кромки стакана с водой.
– Я не игнорирую ваш вопрос, - сказал он.
– Пытаюсь понять, как же ответить так, чтобы Мику не захотелось блевать, если бы он мог подслушать наш разговор. Думаю, беседа о его сексуальной жизни это последнее, что он хотел бы услышать от нас с вами.
Мелисса подняла руку и закрыла глаза.
– Личная жизнь... моего сына, - она заставила себя сказать эти слова, - это и для меня самое последнее, что хотелось бы обсуждать в разговоре. Я все еще пытаюсь оправиться от некоторых вещей, которые услышала на кухне.
– Да, шутка о 69, наверное, была уже слишком.
– Мозги же от этого не превращаются в мочалку, нет?
– Если бы так и было, мои родители владели бы главным пакетом акций. Я понимаю ваше отношение. Никаких разговоров о сексе. Прибегнем к эвфемизмам. Просто не будем использовать такие слова, как гей или гетеро или би, или извращенец, или что-нибудь подобное в течение минуты. Можем просто представить, что Мик чужеземец. Он с... выберите планету.
– Сатурн?
– Сатурн - замечательный выбор. А вот если бы вы выбрали Уран, этот разговор мог стать несколько неприличным.
Мелисса засмеялась, прикрывая рот рукой. Она пришла, чтобы допросить Гриффина, а не смеяться над его шутками. Она все еще не полностью раскусила его.
– Венера тоже показалась мне несколько ненадежной.
– Отличное замечание. Хорошо, возьмем Сатурн. Мик родился на Сатурне. Он пришелец. Каким-то образом он попал на Землю и в конечном итоге стал вашим ребенком. Но все, что он делал первые двенадцать лет своей жизни, так это пытался ассимилироваться, вписаться в круг всех этих извращенцев землян вокруг него, которых он даже не начал понимать. Он пытался выучить язык, пытался дышать их воздухом. К тому времени, как он провел двенадцать лет на этой планете, он уже задыхался.
– Задыхался?
– Задыхался. Поэтому он начинает превращаться обратно в то, какой он на самом деле в пришельца с Сатурна. Интересно, как бы их называли. Сатурнианами? Сартурнианцами? Сатурношельцами? Неважно. Дело в том, что, когда он начал становиться незнакомцем для вас, он просто стал превращаться в себя.
– Он действительно казался мне тогда пришельцем.
– Потому что он и был пришельцем. По крайней мере, в том доме.
– Я сделала все, что могла, чтобы помочь ему, - сказала она, пытаясь заставить утихнуть гнев в ее голосе.
– Я знаю, что вы сделали. Мик рассказал мне. Он говорил, что вы пытались отправить его
– Я - медсестра. Мы видим кого-то, кому больно, мы делаем все от нас зависящее, чтобы заставить его или ее почувствовать себя лучше.
– Но Микаэль не был болен. Вот в чем дело. Вы лечили его, как будто он и в самом деле болен, а не то, чем он на самом деле был.
– А кем он был?
– Спросила она требовательно, интересно, что мог знать этот богатенький мальчик, проведший с ее ребенком всего три месяца.
– Он тосковал по дому. Вот и все. Когда Мик пытался убить себя, он не хотел умирать. Он провел четырнадцать лет своей жизни, дыша неправильным воздухом. Когда он перерезал себе вены, то просто пытался вернуться домой, туда, где снова смог бы дышать.
– Он рассказал вам все это?
– Хотите верьте, хотите нет, мы с вашим сыном говорим куда больше, чем кто-то еще.
– В это трудно поверить. Он не болтун.
– Он говорит со мной.
– Почему?
– Она отложила свою вилку в отчаянии.
– Почему вы, а не я? Я умоляла его поговорить со мной в течение многих лет и ничего не добилась.
– Есть довольно простой ответ. Он говорит со мной, а не с вами, потому что я говорю на его языке. Вы нет.
– Я так понимаю, вы тоже с Сатурна?
– Неа. Родился и вырос на земле. Но... даже для землянина я никогда не чувствовал себя здесь комфортно. Что-то во мне было неправильным. Я слишком много пил, делал вещи, которые не должен был делать. Все, чтобы задавить это чувство, что я должен был пойти куда-нибудь, сделать что-то... Я просто не знал, что и где. Это было как заноза, которую не достать. А потом...
– Потом?
– Потом, когда мне было около двадцати двух, кое-кто тоже с Сатурна нашел меня и сказал, что мне нужно заехать к ним. Я попал на эту планету и понял, что могу принять ее как свой дом. Я живу там до сих пор. Вот почему я могу говорить с Миком, а вы нет.
– Так... я хочу знать, какой он Сатурн?
Гриффин крутил вилку между пальцами.
– На самом деле он очень похож на Францию.
Мелисса рассмеялась, начав ковыряться в еде.
– Франция. Как мило.
– Это действительно так. Там есть хорошие люди. Странные, но хорошие. Немножко не такие хорошие, как принято в этом мире. Мик один из Сатурнианцев, и они хорошо заботятся о нем. Вещи, которые делают его белой вороной в этом мире, совершенно нормальные там. Но самое главное - когда он там, он может дышать.
– Я хочу, чтобы мой сын мог дышать. Я когда-то...
– она остановилась, и ее голос перешел в шепот.
– После того, как он попытался убить себя, я слушала его дыхание как одержимая. Женщины делают так, когда рождается первый ребенок. Дети... они ужасные люди. Они перестают дышать просто, чтобы убедиться, что вы обратили внимание. А я была наедине с четырнадцатилетним ребенком со шрамами на запястьях и в его сердце, и единственное, что я могла сделать, это убедиться, что он продолжает дышать.