Теория невероятности
Шрифт:
А тогда она ничего не заподозрила и, как всегда, понимающе кивала, когда Виктор говорил, что вечером непременно заедет за ней или водителя пришлет. Да, да, что поделаешь… С тещей Виктор никогда особенно не ладил, и Ирине стоило немалых трудов, чтобы постоянное противостояние двоих одинаково дорогих и близких для нее людей перешло если не в нежную родственную привязанность, то хотя бы в стадию нейтралитета.
День прошел в хлопотах. Они с мамой закупили продуктов на целую неделю, и немалого труда стоило убедить ее, что вовсе не нужно выбирать самую дешевую колбасу и чай второй категории. Мама
— Перевод денег! — безапелляционно изрекала она, и Ирина снова чувствовала себя маленькой девочкой, потратившей на леденцы сдачу с рубля в булочной.
Виктор позвонил вечером и сказал, что сегодня заехать за ней никак не успевает, а водитель уехал в сервис, потому что в машине подвеска барахлит, так что лучше ей сегодня остаться у мамы. Голос его звучал так спокойно и безмятежно! «Оставайся, дорогая, ни о чем не волнуйся…» Ирина была даже рада. Ведь маме так одиноко, а она нечасто выбирается навестить ее! Полночи они просидели за чаем, а потом она легла спать на скрипучий диванчик и, помнится, еще волновалась, что не успела ничего приготовить и Витя останется голодным. А он, оказывается, в это время…
Ирина почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она еле успела добежать до ванной и склониться над раковиной.
Когда мучительные спазмы в желудке немного стихли, она кое-как умылась холодной водой и мельком посмотрела на себя в зеркало. Оно безжалостно отразило бледное до синевы лицо, мешки под глазами, морщины… Волосы висят безжизненными, тусклыми прядями, и в них тут и там проглядывает седина. Да уж, хороша, ничего не скажешь!
В общем, печальное зрелище. Стареющая женщина, такая нелепая в махровом халате с розовыми цветочками, женщина, которая только что похоронила самую большую иллюзию в своей жизни — и осталась одна на руинах, на пепелище, растерянная, ошарашенная свалившимся на нее горем. Что делать теперь? Как жить? А главное — зачем?
Глядя в глаза своему отражению, Ирина снова и снова задавала себе эти вопросы — и не находила ответа. Наконец, медленно, с трудом переступая на ватных, негнущихся ногах, она вернулась в спальню. Серьга лежала на аккуратно свернутом покрывале. Хотелось немедленно выбросить ее, а еще лучше — раздавить, словно ядовитое насекомое, но вместо этого она снова взяла ее в руки.
Ирина снова и снова рассматривала эту треклятую безделушку, поворачивала ее так и этак, видела, как лучи солнца, отражаясь в разноцветных камушках, отбрасывают веселые блики. Почему-то она была совершенно уверена, что нацепить на себя подобное украшение может только юная и легкомысленная профурсетка — длинноногая, с искусственным загаром из солярия, вытравленными блондинистыми волосами и наглым взглядом. Хищница. Такие уверены, что весь мир существует только для их удовольствия!
Ирина как будто воочию увидела ее — и даже захлебнулась от боли. Хотелось завыть громко, в голос, покатиться по полу, выкричать в голос свою обиду — за что? Разве она заслужила, чтобы ее обманул и предал самый близкий, самый родной человек?
Ничего подобного она, разумеется, не сделала. Шмыгая носом и утирая слезы мигом размокшей бумажной салфеткой, Ирина потянулась к телефону и набрала знакомый номер.
После третьего гудка ей ответил профессионально жизнерадостный девичий голосок:
— Компания «Персонал-Трейд», чем могу помочь?
— Светлану Татаринову позовите, пожалуйста!
Светка была ее давней, еще с институтских лет, подругой. Да что там — пожалуй, единственной! Удивительно даже, что за столько лет они умудрились сохранить отношения. Может, все дело в том, что эта дружба осталась единственной ниточкой, связывающей их со студенческой молодостью — такой смешной, наивной и бесшабашной и все же прекрасной? Это потом, позже придут заботы и ответственность, но были же и прогулки по Москве, и вкус мороженого в вафельном стаканчике на губах, и первые «взрослые» секреты… Про то, что с Витей у них «все было», первой узнала именно Светка.
Жизнь у них сложилась совершенно по-разному, и все же они старались поддерживать связь — звонили друг другу, поздравляли с праздниками, иногда встречались в кафе. Бывало, что Ирина приглашала Свету на семейные торжества. В глубине души она немного жалела подругу — как же, одинокая, без детей, личная жизнь так и не заладилась, все бурные романы приносили одни разочарования, и на работе пашет как проклятая… Это она за Витей как за каменной стеной, а Светке только на себя рассчитывать приходится, вот и трудится от зари до зари. Правда, не зря! За эти годы Света успела сделать неплохую карьеру — не по специальности, конечно, она и забыла небось, что написано у нее в дипломе, но все же занимает немалый пост в какой-то крупной фирме.
А если уж совсем честно… К сочувствию примешивалась изрядная толика зависти. Глядя на модно одетую, всегда ухоженную и стильную Свету (трудно поверить, что они ровесницы! Больше тридцати нипочем не дать), Ирина иногда чувствовала, что упустила в жизни что-то важное. Подруга была такой самостоятельной, уверенной в себе, какой ей уже не стать никогда. Наверное, правду говорят, что нельзя иметь все сразу…
— Как вас представить? — прощебетала девочка на телефоне.
— Скажите — Ирина… Уварова.
От волнения она назвала старую, еще девичью фамилию, с которой распрощалась много лет назад. В трубке звучала бодрая мелодия, а она беззвучно плакала, не вытирая катящихся по щекам слез, и от души надеялась, что Света окажется на месте. Ей так нужно было поделиться с кем-то, не оставаться наедине со своим горем!
А механическая музыка все играла и играла. Ирина уже совсем было отчаялась, когда услышала, наконец, знакомый голос:
— Ирка? Привет! А я-то думаю, кто такой… Что хотела, говори по-быстрому, у меня люди.
Подруга говорила отрывисто, почти резко. Чувствовалось, что она, как всегда, очень занята и недосуг ей копаться в чужих личных проблемах. Ирина совсем растерялась.
— Я… Знаешь… Очень хотела с тобой встретиться. У меня тут…
Ирина почувствовала, что не может говорить. Горло перехватило, еще немного — и она просто разревется. Даже Света мигом поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее. В голосе ее зазвучали совсем другие, озабоченные нотки.
— Случилось, что ль, чего?