Теория праздного класса
Шрифт:
Праздный господин, получивший хорошее воспитание, должен видеть мир и видит его с точки зрения личных отношений; и познавательный интерес, насколько он заявляет в нем о себе, должен стремиться систематизировать явления на этом основании. Так действительно и обстоит дело с господином старой школы, в ком праздносветские идеалы не претерпели никакого разрушения; и такова позиция его современного потомка в той мере, в какой он стал наследником полного набора светских достоинств. Но пути наследования извилисты, и сын не всякого господина рожден, чтобы жить в замке. Передача образа мысли, характерного для хозяина-хищника, является при этом несколько ненадежной, особенно в случае родословной, в которой через школу праздного класса прошло лишь одно-два последних поколения. Большие врожденные задатки или приобретенная склонность к развитию познавательных способностей будут, по-видимому, с большей вероятностью обнаруживаться у тех представителей праздного класса, которые имеют предшественников из низших или средних слоев, т. е. тех, кто унаследовал набор способностей, свойственных трудолюбивым слоям, и обязан своим местом в праздном классе обладанию этими качествами, которые больше идут в расчет сегодня, чем во времена, когда складывалась система жизни праздного класса. Но даже помимо такого сравнительно недавнего пополнения, в праздном классе есть значительное число индивидов,
Высшее образование обязано вторжением науки в его сферу отчасти этим нетипичным отпрыскам праздного класса, которые попали под господствующее влияние современного обычая безличного отношения и унаследовали набор человеческих способностей, отличающийся по ряду ярких признаков от темперамента, которым характеризуется режим, основанный на статусе. Однако отчасти, и в большей степени, наука обязана расширением объема научных знаний также и представителям трудолюбивых слоев, которым хватило достатка, чтобы обратить свое внимание на интересы, отличные от ежедневных поисков средств к существованию, и унаследованные способности которых отходят от режима статуса в том смысле, что над их интеллектуальными процессами не господствует завистническая и антропоморфическая точка зрения. В основном две названные категории лиц и составляют действенную силу научного прогресса, но наибольший вклад в него внесла именно последняя. И видимо, справедливо в отношении их обеих, что они представляют собой не столько источник, сколько средство выражения и распространения научной мысли или в лучшем случае некий преобразователь знаний, в котором образ мысли, выработанный в общности — через контакты, обусловленные потребностями современной жизни в сообществе и нуждами технических отраслей промышленного производства, — с пользой обобщается в теоретическом знании.
Наука в смысле четкого распознания причинно-следственной связи в явлениях, физических и социальных, служит характерной чертой западной культуры только с той поры, когда производственный процесс в этих странах стал, в сущности, связан с техническими приспособлениями, в котором функцией человека является различение и оценка материальных сил. Наука расцветала в той же степени, в какой производственная жизнь следовала этой модели и в какой в обществе преобладали производственные интересы. И наука, и научная теория, в частности, достигали успехов в отдельных областях человеческой жизни и знания по мере того, как каждая из этих отдельных областей постепенно вступала в более тесную связь с процессом производства и экономическими интересами, или, что будет вернее, по мере того, как каждая из них постепенно освобождалась от господства представлений о личном отношении статуса и от производных от него канонов антропоморфической уместности и достопочтенности.
Лишь когда потребности современной производственной жизни принудили к распознанию причинно-следственной связи при практическом столкновении человека с природным окружением, только тогда люди стали упорядочивать явления окружающей среды и факты их собственного взаимодействия с ней с точки зрения причинно-следственной связи. В то время как высшая ученость в начале своего расцвета, являясь венцом схоластики и классицизма, была побочным продуктом деятельности духовенства и праздного образа жизни, современная наука является, можно сказать, побочным продуктом производственного процесса. Большинство исследователей, крупных ученых, естествоиспытателей, мыслителей проделывали наиболее значимую часть своей работы за стенами учебных заведений; через них образ мысли, который диктовался современной производственной жизнью, находил свое связное выражение и развитие в качестве основного содержания теоретической науки — познания причинно-следственной связи явлений. И время от времени изменения в методах и целях познания переносились из этой внеакадемической области научных размышлений в академические дисциплины.
В этой связи нужно заметить, что существует весьма ощутимое различие между содержанием и целями обучения в начальных и средних школах, с одной стороны, и в высших учебных заведениях — с другой. Может быть, и имеют какое-то значение различия в непосредственной утилитарности сообщаемых сведений и в приобретаемом опыте, и, может быть, эти различия заслуживают того внимания, которое им время от времени уделяется, однако более существенно разнятся те умственные и духовные склонности, развитию которых содействует одна школа и другая. Это расхождение тенденций в высшем и низшем образовании особенно заметно в начальной школе в его самом недавнем прошлом в передовых производственных общностях. Здесь обучение направлено главным образом на приобретение опыта или навыков, интеллектуальных и физических, на понимание и использование явлений в их причинно-обусловленной связи. Правда, в прежние времена, когда среднее образование было также преимущественно праздносветским занятием, в качестве стимула к прилежанию в большинстве школ все еще обращались к соревнованию, но в общностях, где начальное и среднее образование не находится под властью церковных или военных традиций, к такой форме соперничества как к средству достижения цели на начальных уровнях обучения прибегать стали реже. Все это остается в высшей степени справедливым, в частности, в духовном аспекте, в отношении тех звеньев системы образования, которые были непосредственно затронуты методами и идеалами дошкольного обучения.
Специфическое независтническое направление дошкольного обучения и такой же характер влияния этого обучения на начальное образование уже за пределами собственно дошкольного учреждения следует рассматривать в связи с той своеобразной духовной позицией, которую в условиях современной экономической ситуации, как уже говорилось, занимают женщины праздного класса. В наилучшем состоянии, т. е. в наименьшей связи со старинными, патриархальными педагогическими идеалами, дошкольное обучение находится в передовых производственных общностях, где есть значительная масса умных и неработающих женщин и где система статуса под разрушающим влиянием со стороны производственной жизни и при отсутствии последовательной системы военных и церковных традиций несколько умерила свою строгость. Именно от этих женщин, находящихся в благоприятных условиях, дошкольное обучение получает свою моральную поддержку. Цели и методы дошкольного обучения соответствуют интересам той социальной группы женщин, которые испытывают неловкость, живя согласно кодексу денежной репутации. Детские сады и все, на что влияет дух дошкольного воспитания в современном образовании, нужно, следовательно, вместе с движением за эмансипацию женщин относить на счет того отвращения к бесполезности и завистническому сравнению, которое вызывает образ жизни праздного класса у женщин, вынужденных строго придерживаться его правилам в современных условиях. Таким образом, становится
В недавнем прошлом в обучении в колледжах и университетах произошли некоторые существенные изменения. Эти изменения в основном заключались в частичном вытеснении гуманитарных наук — тех отраслей знания, которые способствуют поддержанию традиционной «культуры», статуса, традиционных вкусов и идеалов, — теми более близкими к реальной действительности отраслями, которые делают человека полезным для производства н общества. Другими словами, те отрасли знания, которые ведут к эффективности, а в конечном счете — к росту производительности, постепенно отвоевывали почву у тех отраслей, которые ведут к повышенному потреблению и снижению производственной эффективности, а также к типу характера, соответствующему системе, основанной на статусе. В таком преобразовании системы обучения высшие учебные заведения придерживались явно консервативной позиции; каждый шаг вперед, который они делали, носил до некоторой степени характер уступки. В академические дисциплины наука проникала извне, чтобы не сказать снизу. Можно обратить внимание на тот факт, что гуманитарные науки, которые с такой неохотой уступали место естественным наукам, вполне приспособлены для формирования характера студента в соответствии с традиционной эгоцентричной системой потребления, системой созерцания и наслаждения истиной, красотой и добром, согласно общепринятому образцу приличия и совершенства, яркой чертой которой является праздность — otium сит dignitate (досуг с достоинством, достойный досуг). Те, кто выступал в защиту классического образования, в выражениях, завуалированных в результате усвоения ими самими этой архаичной, благоприятной точки зрения, настаивали на идеале, выражающемся в принципе fruges consumere nati (рождены, чтобы кормиться плодами земными. Гораций. «Послание». — Прим. перев.). Когда дело касается учебных заведений, которые формируются праздносветской культурой и на ней основываются, такая позиция не должна вызывать удивления.
Официальные мотивы, на основании которых праздный класс стремится поддерживать в целостности традиционную систему культуры, являются также характерными особенностями архаического темперамента и праздносветского представления о жизни. «Более высокими», «более благородными», «более достойными» считаются, например, наслаждение и склонности, которые извлекаются из привычного созерцания жизни, идеалов, мыслей, а также способов потребления времени и материальных благ, бывших в моде среди праздного класса классической античности, нежели результаты подобного знакомства с повседневной жизнью, знаниями и устремлениями простого люда в современном обществе. Образование, содержанием которого является явное знание современных людей и современной действительности, является при данном сравнении «низшим», «неблагородным», «позорным», даже «ниже человеческого уровня» — такое определение можно слышать в применении к фактическому знанию о человеческом роде и повседневной жизни.
Утверждения представителей праздного класса, выступающих в защиту классического образования, представляются по существу разумными. В том, что касается сущности явлений, удовлетворение и культура, духовная позиция или склад ума, к которым приводит привычное созерцание антропоморфизма, приверженности своему клану и праздного самодовольства благородного господина, жившего в какое-нибудь далекое время, или же близкое знакомство с анимистическими предрассудками и буйной свирепостью героев Гомера, например, является в эстетическом отношении более закономерным, чем соответствующие результаты, извлекаемые из фактического знания вещей при рассмотрении жизни современного человека, его эффективности как гражданина или работника. Не вызывает почти никаких сомнений тот факт, что первые из названных свойств имеют то преимущество, что они ценнее в эстетическом отношении или в плане почетности, а следовательно, в отношении «ценности», которая делается основанием для вынесения решения при сравнении. Сущность канонов вкуса, а точнее, канонов почета по природе вещей проистекает из образа жизни и условий жизни человеческой расы в прошлом, передаваясь последующему поколению наследованием или традицией; и тот факт, что определенный склад ума и точка зрения сформировались в человеческой расе в прошлом длительным господством праздносветского образа жизни, является достаточным основанием для эстетически узаконенного господства такого образа жизни во многом, что касается вопросов вкуса в настоящее время. Для цели данного изложения каноны вкуса — это родовые обычаи, приобретенные в процессе более или менее долгого усвоения привычки одобрять или не одобрять те или иные вещи, по поводу которых конкретные суждения выносятся каноном вкуса. При прочих равных условиях, чем продолжительнее и непрерывнее усвоение привычки, тем более узаконенным является канон вкуса. Все это представляется более справедливым в отношении суждений, касающихся достоинства и чести, чем в отношении вообще диктуемых вкусом суждений.
Как бы ни было узаконено в эстетическом отношении пренебрежительное суждение по поводу более современного образования в защиту классического образования и как бы ни было ценно мнение, что классическое знание более подобает человеку и приводит к росту культуры общества и формированию характера, наиболее подобающего человеку, оно не имеет отношения к рассматриваемому вопросу. Вопрос заключается в том, насколько эти взгляды и их выражение в тех или иных отраслях знаний в системе образования помогают или мешают коллективной жизни при современных производственных условиях, насколько они способствуют более легкому приспособлению к нынешней экономической ситуации. Вопрос этот является экономическим, а не эстетическим; и праздносветские нормы образования, находящие выражение в примирительной позиции, занимаемой высшими учебными заведениями по отношению к фактическому знанию, нужно в свете целей настоящего изложения расценивать исключительно с этой точки зрения. Поэтому такие эпитеты, как «благородный», «неблагородный», «высший», «низший» и т. д., имеют значение только для определения отношения и точки зрения дискутирующих лиц, указывают, достоинства каких знаний отстаиваются — новых или старых. Все эти эпитеты являются словами, выражающими почтение или унижение; иначе говоря, они употребляются при завистническом «равнении и в конечном счете подпадают под категорию почетного или позорного, т. е. они относятся к кругу понятий, характерных для системы жизни общества, где царит статус, они являются по существу выражением азартного состязательства — хищническо-анимистического склада ума; они указывают на архаическую точку зрения и представление о жизни, которые, может быть, подходят для хищнической стадии развития общества и для хищнической стадии экономического устройства, где они брали свое начало, но которые с точки зрения экономической эффективности в более широком смысле предстают бесполезными анахронизмами.