Теория вероятности

Гусева Лидия

Сашка

А в это время противоположную полку занял другой паренёк. Его тоже почему-то никто не провожал. Глаза его светились радостью.

– К маме еду. В больнице она. В Бурденко, в Москве, – ответил он на вопрос «докуда?» соседей-пассажиров.

– А что с ней? – людям только дай полюбопытствовать. Но Саша, как представился юноша, казалось, и не скрывал ничего.

– После операции на сердце…

Соседи посочувствовали и замолчали. Саша и сам бы не стал рассказывать ничего. Кому нужны чужие проблемы и чужая боль? Рассказывать, что это была уже вторая операция после обширного инфаркта, что ей вырезали шесть кубических сантиметров омертвевшего сердца. Что взяли её туда даже не по квоте, а для эксперимента. Что в России было всего два человека с таким диагнозом. И что тот, другой всё-таки умер, а маме надо делать третью операцию, и они ждут теперь эту долгожданную квоту, не всё же на экспериментах.

Но Сашка

очень надеялся и был почему-то уверен, что все срастётся! Ну не может молодая женщина в тридцать семь лет оставить их. Когда это случилось полтора года назад, юноша поклялся поступать в медицинский, он будет сам лечить свою мать. И он обязательно вылечит её! Как и она дала ему блестящее образование, работая на этом чёртовом химкомбинате.

Даже район их назывался Крекингом. Врачи говорят, что в этом причина. Причина в экологии. О, быстрей бы только. Мама уже две недели там одна. Три месяца за ней ухаживала бабушка, но совсем тоже разболелась, вернулась в Саратов, да дача еще запустилась без её рук. Оставила на попечение сиделок, которые стоят бешеные деньги, и которых уже у отца совсем нет. Сашка торопился быстрее сдать ЕГЭ и к маме. Быстрей колеса, быстрей стучите – так рвалось его сердце быть с матерью. Вот уже и Аткарск проехали.

Тут Михаил открыл сонные глаза и увидел почти заполненный вагон и паренька напротив, примерно его же возраста.

– Салют! – поздоровался он

– Салям! – ответил, улыбаясь, Сашка, как его отец, который часто работал с узбеками, и которых в Саратове было много.

– Александр. Саша, – обрадовался дружбе новый сосед и протянул руку.

– Михаил Михайлович, – вдруг брякнул Мишка, сам не зная почему, а может быть спросонья. Вот как засела мысль найти отца.

– Жесть, – только и ответил Сашка, смеясь, видя ровесника в своем соседе. Мишка тоже рассмеялся, но не стал объяснять, почему у него вырвалось так.

– А что, можно и прикольнуться, раз школа позади.

– Так ты тоже выпускник? Тоже только сдал ЕГЭ? Верняк, что едешь в Москву поступать?! – продолжал расспрашивать Сашка.

– Нет, пусть другие едут с Нефтеюгансков, а у нас на Гаити и так кормят хорошо. Я уже в Волгоградский поступил без экзаменов. А в Москву еду… так, прогуляться, отдохнуть перед тем, как грызть камни науки,– ответил Мишка.

Конечно, он не сказал, что едет разыскивать отца, добавить ещё «найти его я поклялся пионером» и т.д.

– Везуха у тебя, парень. И поступил уже, и отдыхать едешь, – искренне завидовал Сашка соседу, а также искренне поделился своей историей.

– А мне не придется поступать, наверное, в этом году, еду за мамой ухаживать. У неё две сложнейшие операции прошли на сердце, говорят, надо еще третью.

Мишку подкупала открытость Александра, у них завязались другие темы, но делиться пока своей тайной он не хотел, ни с кем.

Сашка, узнав, что волгоградец еще не выбрал место, где остановиться в Москве, предложил ему адрес недалеко от больницы Бурденко, где снимала его бабушка. Этим он ещё больше подкупил Мишку, который с удовольствием согласился на его предложение. Тем более, по словам Сашки, тётка брала недорого за койко-место. Они открыли свои планшеты, чтобы увидеть улицу своего будущего «хостела».

День пролетел незаметно у новых друзей. Они уже вместе пили чай, выходили погулять-подышать на стоянках в Мичуринске и Тамбове. Остались лишь ночью опять наедине со своими мыслями.

– Классный чувак!

– Отличный чудак! – подытожила перекличка их размышлений. А потом мысли друг о друге разошлись опять в свои судьбы.

– Нет, все-таки надо послать маме смску, что еду, пока всё хорошо. Не хороший я, однако, вон Сашка как о матери заботится- едет ухаживать за ней вместо сиделки. А я… ладно, завтра утром напишу. И ещё одна мысль заставила его немного поморщиться. Нет-нет, не хотелось бы в неё верить. Он останется в Волгограде, чтобы быть рядом с матерью… Но правда есть правда. Ещё одна женщина замешана в этом. Не женщина, а одноклассница Верка, которая нравилась ему ещё с первого класса музыкальной школы, куда он поступил в класс игры на баяне, а она на аккордеоне. Как было замечательно учиться вместе, играть в оркестре, петь в хоре, писать диктанты по сольфеджио… вот как музыка объединяет людей. Но Мишка всё больше увлекался науками, потом и спортом, однако, окончил музыкальную школу, а Верка добилась такого технического исполнения, что ещё в школе по ней плакала консерватория. Да, они дружили, но только в стенах школы, не более. Рано повзрослевшему Михаилу казалось, что это бред – признаваться в любви, когда у тебя ещё нет нормальных усов, ни образования, ни денег. Да, наверное, он был прагматиком. Вот мать не такая, а Мишка, видимо, унаследовал все гены своего отца. Опять отец. Признаться, он тоже был причиной этого прагматизма, превратившегося уже в комплекс. Не по себе было, что он – безотцовщина. Это какая-то неполноценность. Вот у Верки и мать, и отец есть, ещё и сестра младшая. В двадцать первом веке родился, а думает патриархально. Один раз кто-то из мальчишек пытался задеть этот больной для него вопрос. На что Мишка ответил почти на латыни: «Inmaculada concepcion», а потом добавил, «непорочное зачатие». Казалось, что даже его мать была современнее во взглядах, которая, иногда говорила ему словами своих учеников, смеясь: «Не парься, сынок, забей». Да, без этих слов сейчас с ровесниками не обойтись, иначе они посчитали бы тебя ботаном. Конкретно ботаном. Вот Сашка не ботан, надо спросить его завтра, куда он собрался поступать?

А Сашка как раз об этом и думал. Бабушка у него всю жизнь преподавала биологию. Что и говорить – знал он её на зубок. А как же не знать, если до сих пор к ней приходят её бывшие ученики и благодарят. Ещё до всех этих американских фишек-тестов, она изобрела свою систему.

Всего лишь пяти минут в начале урока было ей достаточно, чтобы узнать, кто и как подготовился. Она раздавала маленькие листочки, где каждому нужно было написать свою фамилию. И за пять минут диктовала вопросов тридцать, на которые нужно было ответить + или -, «да» и «нет». А дезоксирибонуклеиновая с рибонуклеиновой кислотой были у них на языке, можно сказать, с молоком матери. А мама пошла в химию. Ведь в Саратове столько нефтяных и газовых вышек! Требуемая специальность. А куда пойдешь в девяностые? Вот и сожгла себе сердце. Сашка тоже хотел пойти по их следам, а лучше на биохимию, так как любил одинаково и то, и другое. Но болезнь матери изменила всё. Он твёрдо решил стать медиком-кардиологом. Юноша без труда мог бы поступить в Саратовский мед, но подавать документы не спешил. Как ещё всё сложится там, в Москве? Единственное, что мучило его – нет, не уход за телом, это без проблем, наоборот, он все сделает, а… памперсы. Стеснение, комплекс, стыд мучили его. Как он мальчишка справится, да если это его родная мать. Но сразу старался гнать от себя эти грустно-стыдливые мысли. Да какой же я будущий медик, в конце концов, если боюсь менять памперсы? А выхода тоже совсем не было. Откуда взять две тысячи рублей в сутки на сиделку? Отец дал ему последние – на проживание и питание. Ничего, всё наладится, и Сашка справится. Иначе и быть не должно! И колеса тук-тук-тук, как- будто подтверждали, что мамино сердце бьётся, бьётся, бьётся.

Да, интересные ребята, «прикольные». Но на этом тук-тук всё и закончилось. Ни одна «станция» больше не функционировала. Весь вагон мирно похрапывал и посапывал в такт стука колес. Автору не спалось, и он решил отправиться повыше. Чуть выше, ещё и ещё, и оказался невидимым пассажиром в самолете, державшим курс на Москву. Да, его привлекала молодежь. Кто она? Как? О чём думает? Кому достанется земля после старшего поколения? Как они будут сохранять её? Ведь эпоха отторжения морали длится уже почти три десятка лет. И в этом виноваты взрослые. Сохранят ли юноши общечеловеческие ценности?

Вот потому автор невидимо присел рядом с креслами двух сидящих молодых людей. Вы сейчас скажете, что автор не только телепат, но и телепортацией владеет. Возможно, всё возможно.

Крис и Тёмка

Они были юны и прекрасны, оба брюнеты, увидишь и подумаешь, словно братья родные. Один выглядел круто, одежда из бутиков, а мокасины ещё попахивали новой кожей. Второй проще – рваные, но фирменные джинсы, клетчатая рубашка и свитер, завязанный рукавами на груди.

Самолет летел из Новосибирска. Парни уже три часа были в полёте, но толком не познакомились. Видимо, тоже только оторвались от родителей, и хотелось им остаться наедине со своими мыслями и планами.

– Обчистить бы этого мажорика, – подумал в рваных джинсах, – сидит, красуется, молодой ещё, а часы швейцарские на руке, и мобила тонн двадцать стоит. Откуда она у него? Ясен перец – мамка с папкой – олигархи чёртовы. Ты иди сам заработай, повкалывай, а потом сиди и рисуйся.

Тёмка невольно начал вспоминать свою жизнь, сравнивая её с этим благополучным мажориком.

Ему было шесть лет, когда его отец и мать погибли в автокатастрофе. Он оказался в Интернате. Вот так, в такие годы и началась его взрослая жизнь. Когда ему было десять – в первый раз сбежал оттуда. Жил с бомжами, но через два месяца его нашли и вернули обратно. В двенадцать лет, когда мальчика хотела усыновить одна американская пара, он опять сбежал. А как не сбежать, если его друг, старше на три года, еле возвратился оттуда. Такое всем рассказывал – волосы дыбом на голове вставали. Тошнить начинало только от одного эпизода, что приёмная мать заставляла его сосать сиську. Это ихние психологи учат, – так она превратится из приемной матери в настоящую. Тёмка был очень симпатичным пареньком – волосы чёрные, глаза синие, а улыбка обезоруживающая. Конечно, он сбежал, когда приехала чета янки, положившая на него глаз. Всё лето жил с цыганами. Эх, чему они только его не научили. Цирковое училище отдыхает и прочие иллюзионисты. Но потом беглеца вновь отловили, и опять интернат. Больше он не убегал, потому что чувствовал в себе уже силу, мог постоять за себя сам, закончил там одиннадцать классов, кстати, на четыре и пять, ходил в разные спортивные секции. На носу уже восемнадцать. Осенью в армию. А сейчас пока в Москву…