Теория «жизненного пространства»
Шрифт:
Конечная цель серьезной войны у диких народов состоит не в победе над противником, а в уничтожении его. Если нельзя захватить мужчин, нападают на женщин и детей, в особенности там, где человеческие черепа собираются с суеверною страстью, как мы это видим у даяков-головорезов на Борнео. «Целые племена вырваны с корнем из своих мест обитания и исчезли с лица земли или бродят, гонимые беспощадной костлявой рукой голода, на огромных пространствах, подвергаясь самой изменчивой судьбе. На сотнях миль там не улыбнется никакой след местной промышленности, ни даже человеческое жилье; бесконечные пространства представляют картину единственной в своем роде безлюдной пустыни» (Гаррис
Потери жизни и здоровья уравниваются несколькими поколениями мира, но глубокое нравственное действие все-таки остается. Оно заключается в ослаблении всякой веры в ближнего и в действительность нравственных сил, миролюбия и святости данного слова. Если политика культурных народов не отличается верностью и доверчивостью, то политика диких народов может служить выражением самых низких свойств, недоверчивости, предательства и беспощадности. Они стараются действовать только страхом или хитростью. Европейской политике по отношению к диким народам это доставило большие выгоды, т. к. туземные силы крайне редко могли соединяться между собою, чтобы противиться ей.
Единственным замечательным примером такого единения сил может служить союз «шести наций» североамериканских индейцев племени ирокезов, который в XVII и XVIII столетиях угрожал серьезною опасностью европейцам. Попытка союза, который также мог представить опасность, произошла в силу так называемого Сэнд-Райверскаго договора 1852 г. между гриками, басутами, оакенами и другими бечуанскими племенами, но не была доведена до конца. Последние годы достаточно показали вновь, как мало имеют силы южноафриканские племена, несмотря на их численность и выдающиеся военные способности, т. к. им недостает взаимного доверия, которое объединяло бы их и придавало устойчивость их стремлениям.
Постоянный страх и необеспеченность туземцев составляют необходимый результат частой измены их врагов. Отличительной чертою их служит то, что большинство диких народов больше всего желают иметь оружие и никогда не выходят без него; самым характерным признаком высшего состояния государственной жизни в Уганде можно считать обычай выходить из дому уже не с оружием, а с обыкновенными тростями. Среди дикарей всегда кажется удивительным, когда встречаются люди без оружия, как это отмечает Финш, говоря о жителях Пэрси Пойнта в Новой Гвинее.
Обычай относиться как к врагам к чужеземцам, от которых суеверие заставляло ожидать несчастий и болезней, или убивать потерпевших кораблекрушение, как «принесенные водою кокосовые орехи», было, без сомнения, большим препятствием к распространению «чуждых элементов».
Мы знаем, однако, что у меланезийцев поднимался вопрос, позволительно ли так поступать, и что чужеземцы путем женитьбы могли быть прикреплены к новому месту. Если они принадлежали к ближнему острову или архипелагу, то с ними обращались не совсем как с чужеземцами, потому что они не были вполне неизвестными. Полинезийцы, которых нередко приносило бурею к Банксовым островам, встречали на них дружеский прием. Если почти ни одна из бесчисленных экспедиций для исследования Австралии не могла совершить своего пути, не подвергшись угрозам или нападениям со стороны туземцев, то нельзя не принять во внимание невольное нарушение границ областей
Подобно тому как в семье и в обществе, склонность к более резкому обособлению замечается и в политической области. Кто не признает в этом скрытом военном положении весьма важную причину отсталости диких народов? Величие культурных государств, которые поднялись на высокую ступень развития, заключается в том, что они действуют друг на друга возбуждающим образом и, вследствие того, создают все более и более совершенные результаты. Но именно взаимного возбуждения нет в постоянном военном положении, которое равномерно ослабляет культурные силы, действующие изнутри и извне, и последствием того является застой, если не регресс.
Сущность государственных образований у диких народов составляет неопределенность границ, которые намеренно не проводятся в виде линий, а поддерживаются открытыми, в виде свободного пространства изменчивой ширины. Неточность остается свойством границ даже государств полукультурных. Не все государство связано с площадью земли, какую оно покрывает, и в особенности с его периферическими частями; вполне определенно только политическое средоточие, самое существенное во всем образовании.
Именно из него власть, сдерживающая государство, направляет свою силу в большей или меньшей степени в периферические полосы. Пограничные пункты и пограничные пространства известны нам на всех ступенях. Пограничные пространства оставляются свободными и служат даже общими местами охоты, но они служат и жилищами для враждебных государству сил различных desperados; нередко здесь получают начало новые государственные образования.
Резкие границы появились прежде всего там, где встречались столь противоположные культуры кочевников и земледельцев. Здесь по необходимости для степных народов назначались резкие пределы, которые усиливались искусственно, с помощью пограничных валов и даже стен. Степные области – страны китайских стен, турецких и казацких валов.
Леопольд фон Ранке высказал в виде предположения, подтвержденного опытом, что общему историческому обзору подлежат вначале не великие монархии, а маленькие племенные округи или общины, только похожие на государство.
Отсюда следует, что историю всех великих государств, даже Китая, можно свести к самым незначительным началам. Правда, они не были долговечными, за единственным исключением римского государства. И китайское государство переживало времена распада. У римского государства народы научились, как надо управлять большими странами, чтобы держать под своей властью большие пространства; с тех пор история видела, как многие государства, превосходившие римское по своей величине, возникали и поддерживались в течение столетий. Кроме усвоения исторических уроков, этому бесспорно содействовали возрастающая численность населений и увеличивающееся вместе с тем значение их материальных интересов.
Но существует более важное основание для небольшого размера первоначальных государств. Семья и общество образуют у большинства диких народов такие крупные, часто совпадающие между собою и тесно замкнутые союзы, что лишь весьма немного остается для государства. Быстрый упадок государств уравновешивается прочностью жизни племен. Когда первые распадаются, из прежних племен возникают новые царства. Семья кровных родственников в своем общем длинном доме или деревне представляет в то же время политическую единицу, которая от времени до времени может соединяться с подобными себе, быть может, связанными с нею отдаленным родством; эта единица может оставаться, однако, в полном спокойствии до тех пор, пока сила, действующая извне, не нарушит этого самодовления.