Тепло оружия
Шрифт:
— Ага. Обещаю вести себя хорошо. Не пропускать же такое. К тому же, возможно, мой револьвер все ещё находится у той куколки. Если это так, то мне хотелось бы забрать его.
— Ладно. Но только уж постарайся соблюдать приличия.
— Буду стараться из последних сил.
Маленький заштатный мотель находился на бульваре Сансет, чуть в стороне от дороги. Никакого намека на роскошь — ничего общего с прежним шикарным особняком и дорогими апартаментами в “Беверли-Хиллс”, “Норвью” или “Хидден-Вэли”. Какое стремительное падение
Полагаю, мне следовало бы испытывать большую радость по этому поводу. Но наверное я просто очень устал за день. Особенно от той длительной пробежки после того, как я последний раз виделся с Дилли, скрывшейся за поворотом тропинки. Возможно, дело было именно в этом.
Последняя операция прошла довольно скомканно и сумбурно.
В тот момент, когда мы вошли в тесный холл отеля, какой-то человек покупал сигареты в автомате, находившемся у стены справа. Этим мужчиной и оказался сам Кермит Ванда.
Заметив нас, он на мгновение замер, а затем расслабился и, улыбаясь, сам шагнул нам навстречу.
— У вас спичек не найдется? — миролюбив спросил он. — Похоже, я забыл зажигалку в номере.
Роулинс надел на него наручники.
Комната 22.
Именно здесь миссис Ванда, она же Дилли Пикл, урожденная Дейл Джил Пикель, имевшая в запасе ещё добрую дюжину вымышленных имен, помимо Марсель Уист и Бирмы О'Хэйр, сейчас готовилась отойти ко сну. Но, похоже, выспаться ей сегодня не удастся.
Сержант остался в машине с Вандой. Мы с Роулинсом направились в номер 22. У него был отобранный у Ванды ключ, но дверь оказалась не заперта.
В последний момент я тихо сказал:
— Вилл, я обещаю вести себя хорошо. Но ты должен понять — только кроме шуток — что со мной сделала эта бессовестная девка. Помимо того, что она помогла исковеркать мне всю жизнь.
— Да?
— Мне хотелось бы дать ей это понять. К тому же, если возможно, я хочу забрать свой “кольт” из этого гадюшника. Я просто хочу дать ей понять, что хотя она все это время и держала меня за дурака, но я не из тех, кого можно обмануть. И, полагаю, что хоть однажды ей это и согло с рук, но это было в первый и последний раз. Короче, что-нибудь в этом роде.
— Так сильно она тебя задела, да?
— Я истекал кровью, друг мой. Но это в прошлом. И мне просто не терпится дать ей это понять.
Он кивнул.
— Ладно, делай как знаешь. Я постою рядом.
Я повернул ручку и вошел в комнату.
Здесь горел свет. С кроватей были сняты покрывала.
Очевидно Дилли — в мыслях я все ещё продолжал называть её Дилли — спала обнаженной. По крайней мере, встретила она нас именно в таком виде. Она стояла у кровати, и обернулась, когда мы вошли.
На её лице ненадолго появилось удивленное выражение, ведь она ожидала увидеть мужа, спешащего поскорее нырнуть к ней под одеяло. Но затем самообладание вернулось к ней. Она грациозно опустилась на краешек кровати.
Дилли даже не попыталась скрыть свою наготу, прикрыться хотя бы руками. Она просто положила руки ладонями вниз на покрывало по обеим сторонам от восхитительных бедер, чуть подалась вперед, отчего груди её слегка качнулись, и глядела на нас своими томными миндалевидными глазами.
И ещё какое-то мгновение я неподвижно замер на месте, не в силах отвести взгляда.
Даже после всего того времени, которое я провел, разглядывая это тело, затянутое в купальник из тонкого джерси, прекрасное лицо, глаза, брови и губы, этот образ её западал глубоко в сердце и волновал душу. И дело было даже не в наготе её плоти. Я увидел её снова, и был потрясен новизной своих ощущений, это было своего рода откровением. Наверное, нечто подобное почувствовал и Адам, обнаружив, что Ева не мальчик.
Ладно, сказал я сам себе. Она все та же прелестная красотка с бесподоным телом, источающим такое сладострастное тепло и манящий жар, который любой мужчина ощутит даже в непогожий день и находясь на другой стороне улицы.
Ладно. Ну и что с того? Ты же знаешь, что за штучка эта Дилли, уговаривал я себя. Тебе известно, что её душа — это омут, пустота и — назовем это одним словом — зло. И ты на собственной шкуре испытал, что она сделала с тобой. И не однажды, а целых два раза.
Но обмани меня однажды, обмани меня во второй раз и так далее — я был излечен. Душевная рана затянулась и перестала кровоточить. И памятуя об этом, я твердо знал, что больше ей никогда не удастся провести меня и затмить мое зрение и рассудок свое красотой и искусным враньем.
Она улыбнулась.
— Привет, Шелл. Хочешь верь, хочешь нет, но я рада видеть тебя живым. — Она взглянула поверх моего плеча и продолжала: — Может быть познакомишь меня со своим симпатичным другом?
Вот оно. Совершенно хладнокровна, никаких эмоций. Что ж, я тоже ничего не чувствую. А если мне и потребовалось сделать некоторое дополнительное училие над собой, то только для того, чтобы лишний раз самому убедиться в этом. Да, все в полном порядке, я исцелился.
Я сделал три шага в её сторону, ощущая себя совершенно спокойным и уравновешенным. Наслаждаясь своим триумфом, я остановился и посмотрел на неё сверху вниз.
— Дилли, — проговорил я, — я пришел за пистолетом.
Несколько часов спустя я выкурил последнюю сигарету и решил все же лечь спать. По крайней мере, хотя бы попытаться уснуть.
Работа по делу была полностью завершена. Кроме, разумеется, той её части, что имела отношение к адвокатам, офису окружного прокурора, судам, свидетельским показаниям и вынесению официального обвинения. Оставалось лишь красиво украсить пирог, который был уже испечен. А я все ещё перебирал в памяти последние события.