Терпение и труд
Шрифт:
– Возись, – ответила бабушка. – Мы все, Широнины, упрямые. А это что?
Она достала из проспекта несколько листков.
– Заводские анкеты, – сказал Коля. – Через месяц я должен послать отчет, как их детище трудится. А через полгода еще один отчет. И список неисправностей. Они и сами будут узнавать. Адрес взяли, телефон.
– Значит, сами себе не доверяют, – сказала бабушка. – А денег много взяли?
– Сто восемьдесят. Недорого.
– Значит, по справедливости решили. А гарантия есть?
– Гарантия – год. Можно деньги назад получить.
На следующее утро Коля перетащил мотор к лодке. Он решил сначала укрепить у лодки транец. От соседнего
– У вас, говорят, тоже «Бурун»? – спросил человек.
– А вы, наверное, турист из Москвы? – сказал Коля.
– Да, – вздохнул человек в джинсах и поправил очки толстым коротким пальцем. – Новости здесь распространяются мгновенно. Нам с вами не повезло.
– Почему? Не ладится с мотором?
– Не то слово, – сказал турист из Москвы. – Это сплошной ужас.
Затем турист уселся на бревно и молча наблюдал, как Коля обтесывал доску, прибивал ее к лодке, устанавливал мотор и подливал в бак масло. Коле очень хотелось, чтобы у него мотор завелся сразу и этим он уязвил бы москвича. Ему казалось, что москвич смотрит на него снисходительно, как на мальчишку. Укрепив мотор, Коля сел в лодку, оттолкнулся веслом от берега. Лодку мягко качнуло. Сверху спешила бабушка.
Мотор завелся сразу. Москвич даже привстал от удивления. Коля не спешил. Он дал мотору хорошенько покрутиться на холостых оборотах. Он слушал, как стучит мотор, и звук ему не нравился. Но Коля не подавал виду, что беспокоится. И только он хотел переключить его на скорость, как мотор заглох.
Коля долго дергал за шнур, даже рука онемела, но мотор больше не издал ни звука. Москвич крикнул: «Я же предупреждал!» – и довольный ушел, а бабушка стояла у воды и переживала.
Когда вечером зашел Сергей, чтобы поговорить о политике, он увидел, что Коля сидит на полу, а вокруг него разложены части мотора. Широнин был неразговорчив. Пока что он понял одно – то, что мотор вначале завелся, было чистым чудом. С мотором было что-то принципиально неладно.
В Москву Коля уехал с последним поездом, хорошо еще, что Сергей подкинул до моста на моторке. Коля жалел, что не собрал мотор и не взял с собой. Отвез бы в магазин, получил обратно деньги, и дело с концом. В опустевшем рюкзаке лежал только карбюратор. Коля уже знал, что, раз он не отказался от мотора сразу, теперь он его добьет, он заставит его подчиниться, даже если придется приезжать сюда каждую субботу и потратить на это половину каникул.
В следующую субботу Коля и в самом деле вернулся в деревню. Когда он, приладив верстак на подоконнике, распиливал отверстия под болты, которые к этим отверстиям не подходили, хотя должны были подходить, вошел москвич. Он вел себя как старый приятель, как товарищ по несчастью.
– Это какой-то конструкторский урод, – сказал он. – Его делали сумасшедшие. Вы со мной согласны?
Бабушка громко вздохнула. Широнин вздыхать не стал, он ломал себе голову, как тот сумасшедший добирался вон до той шпонки. Может, у него был пинцет длиной в пятнадцать сантиметров с крючком на конце?
– Туда я залезть не сумел, – сказал москвич, дыша Коле в ухо. – Это выше человеческих сил.
Москвич сидел до самого обеда, и наконец бабушка сказала:
– Что-то вы все на чужой смотрите. Свой-то небось заржавеет.
– Пускай ржавеет, – сказал москвич. – Отвезу назад. А вы?
– Нет, – сказал Широнин. Он придумал, как снять ту шпонку.
В следующую субботу Коля в деревню не приехал. Он сидел в библиотеке. Война с мотором приняла ожесточенный характер. В тот момент, когда казалось, что Коля прорвал очередную линию обороны мотора, мотор успевал построить новые доты, и обе стороны вновь переходили к позиционной войне. Пришлось всерьез заняться теорией. Коля набрал десятка два книг, мама переживала, что он нахватает двоек в последней четверти, а отец старался помочь, но толку было мало – он все забыл, чему его учили в институте, а его умение руководить другими Коле не требовалось. В школе Широнин задал физику два вопроса, на которые тот не смог ответить, зато напомнил, что на носу годовая контрольная. В общем, жить стало трудно, но Коля не намеревался отступать перед куском мертвого металла.
Когда он через две недели вновь добрался до деревни, лужи почти просохли и через ручьи можно было перешагивать, не замочив подошв. Лес стал зеленым и непрозрачным. Москвича не было. Сергей сказал, что он собрал свой мотор и увез в Москву. Широнин вывалил из рюкзака книги и несколько выточенных им деталей и повел на мотор еще одну атаку. Бабушка уже привыкла к тому, что Коля приезжает регулярно, и перестала говорить о смерти, а старалась приспособить Колю по хозяйству, и он, чтобы не воевать на два фронта, вскопал гряды и починил забор.
Москвич появился в деревне к вечеру.
– Вы знаете, молодой человек, – сказал он, – они даже не стали спорить. Предложили мне на выбор либо «Вихрь» с доплатой, либо деньги. Я доплатил. И вам советую.
– Спасибо, – поблагодарил Широнин.
– Знаете что, – сказал москвич, – вы же варите суп из топора.
– Мне отступать некуда, – сказал Коля, оглядывая комнату, заваленную книгами, чертежами и металлическими деталями.
Экзамены Коля сдал и отказался от поездки в альплагерь, куда все собирались еще с зимы. К этому времени мотор сопротивлялся из последних сил. Москвич проводил все дни на Волге, куда его каждое утро уносил обыкновенный и безотказный «Вихрь». Сергей купил себе «Стрелу», а когда Коля шел по деревне, с ним здоровались с усмешками и шутили, что он строит самолет.
В конце июня из Москвы приехали Валюжанин и Таня с Эммой. Коля вспомнил о том, что приглашал их к себе, в самый последний момент, а то бы им пришлось топать по деревне пешком. Коля выпросил моторку у Сергея и встретил ребят на платформе.
– Ой, какой ты загорелый, словно кубинец, – сказала Эмма.
– Тебе идет жить в деревне, – сказала Таня.
Они привезли с собой кастрюлю мяса для шашлыка, всякую зелень для приправы и московские новости: кто куда поехал или собирается поехать. Коля познакомил их с бабушкой и показал разобранный мотор, который не произвел на ребят особенного впечатления, потому что Валюжанин типичный гуманитарий и будет поступать на филфак, а девчата интересовались мотором только как средством передвижения и предпочитали ахать при виде бабушкиных овечек или какого-нибудь цветка. Коле было даже странно, что такие обычные вещи вызывают у них восторг, его мысли все время возвращались к мотору, и, хотя он старался не показать этого ребятам, Эмма спросила его:
– Тебе с нами скучно? Неинтересно?
А это надо было понимать: «Ты относишься ко мне не так, как зимой?»
– Ты ошибаешься, – сказал Коля.
Потом Коля отвез ребят на остров, они отыскали место между туристскими палатками, жарили шашлыки, купались и пели песни, и, может быть, даже хорошо, что Коля отвлекся, потому что, когда он стоял на платформе и махал рукой вслед поезду, увозившему гостей, он вдруг догадался, как зафиксировать переключатель реверса.
– А эта, черненькая, – сказала бабушка, когда Коля вернулся домой, – она приятная, воспитанная.