ТерпИлиада. Жизнь и творчество Генриха Терпиловского
Шрифт:
Затем Терпиловского пригласили в Москву и на праздничном приеме в МВД вручили ему диплом, ценный подарок (часы) и, конечно, конверт с премией. Мой оркестр и я сам, конечно, радовались за Генриха Романовича и гордились, что приняли участие в создании данного сочинения. Партитура марша «02» и сейчас находится в нотной библиотеке Пермского губернского оркестра.
Должен сказать такую вещь: композитор очень нуждался в жизни, порой у него не было денег на черный кофе. Чем помочь? Я писал ему рапортички как педагогу оркестра, чтобы хоть как-то поддержать. Так вот жилось «отцу советского джаза»… Тем не менее всем, знавшим Терпиловского, запомнилось то, как элегантно он был одет.
Генрих Романович постоянно работал над книгой об истории джаза. К сожалению, он не завершил
Это был большой, талантливый человек, высочайшей культуры и интеллигентности. Человек из будущего времени. Горжусь дружбой с ним – вот и все, что могу сказать. Честь имею!
«ОН ОЦЕНИВАЛ НАС ПО СВОИМ КРИТЕРИЯМ»
Глеб Михайлович Вяткин, художник, скульптор:
– Два года я проработал в «Художественном», в джаз-оркестре, это были 1958–1959 годы. Играл на скрипке, все же музучилище окончил. Дослужился до концертмейстера. Иногда меня приглашали в кабинет директора, чтобы обсудить программу концерта. Приходил Генрих (отчества так и не знаю) Терпиловский, композитор. Играли мы симфо-джаз. Терпиловский приносил свои работы, специально для нашего состава. Это были фокстроты, танго. Мне особенно танго нравились: они великолепны, интересны гармонией своей. Играли по три-четыре раза за день. Тут главное – не отвлекаться, нужна полнейшая сосредоточенность. Терпиловский посидит в зале – и ничего, никаких замечаний. Уйдет к директору, и все. Бесед каких-то у нас с ним не было, ну как же: он известная личность, композитор, а я кто? Начинающий музыкант, который к тому же собирается стать художником. Я сидел, помалкивал. Ощущал, конечно, что передо мной – личность. Ну, если спрашивали – отвечал. По моей инициативе отмечали юбилеи Глинки и Чайковского. Я предложил нарисовать их портреты, составили концертную программу. Тут же, в кинотеатре, брал подрамник, писал сухой кистью на бязи. Я тогда уже готовился поступать в «Муху» (Высшее художественно-промышленное училище имени В. И. Мухиной) и рисовал, писал все время. И тут меня вдруг назначили концертмейстером. А до меня им работал пожилой музыкант, Ефим Гринберг. Он сразу после этого ушел из коллектива, обиделся. Хотя я просил его остаться: помоги, мол, у меня нет опыта руководить оркестром, мы же без дирижера играли. Это так: все смотрят на меня, а я должен скрипкой показывать ускорение-замедление ритма и т. д. Протестовал я против своего назначения, к директору ходил, неудобно же, в самом деле. Но они меня назначили как перспективного и образованного.
Художник и музыкант Глеб Вяткин
А вскоре все кончилось: все малые оркестры взяли и расформировали. Как «излишества». Я считаю, это был крупный просчет тогдашних властителей. Мы были связующим звеном для публики. Люди приходили в кино и, хоть изредка, «по датам», слушали благодаря нам серьезную музыку. А после такого приобщения кто-то мог пойти и в оперу. С нами же выступали и певцы, солистки театра. Фишер пел в наших концертах. Терпиловский был контактным человеком. Но чувствовалось, что он оценивает каждого по своим критериям. Мы ходили к нему с Мишей Футликом, и всегда он ставил какую-то музыку хорошую. Для меня часто это были новые имена. Мне удивительна была его фигура – худой, длинный… Московского скульптора Клыкова он тоже сразу поразил. Вячеслав загорелся вылепить его фигуру, работал он в мастерской Юры Екубенко, пермского скульптора. Я рисовал, он лепил. Когда Клыков сделал проволочный каркас фигуры, дальше нужно было глиной объемы наращивать, то я заметил: можно уже ничего не добавлять, образ найден. Печально, конечно. После лагерей он так и не смог оправиться от дистрофии. Но после он жил еще долго, до 80-ти.
После окончания учебы я виделся с Генрихом не раз, рисовал его. Сделал тогда два портрета,
Вспоминается случай, как в лагерь к Терпиловскому приезжал Утесов. Они дружили давно, в картине «Веселые ребята» это частично отражено. Это была встреча не только двух друзей, но и одного из основоположников советского джаза, одного из корифеев. Нужно отдать должное мужеству Утесова: его уговаривали отказаться от встречи, шантажировали, пророчили неприятности. Леонид Осипович ответил: «Да, может быть, неприятности будут, но наша встреча важнее всей этой ерунды». Представляете? Утесов посещал Терпиловского не раз. Он еще добавил: все равно мне ничего, мол, не сделают. Слава его уже охраняла.
Генрих так интересно рассказывал о жизни, что я сказал ему однажды: «Вам бы записать все это». Он намекнул в ответ, что после смерти, мол, займутся, найдут кое-что…
«НАШИ ОТНОШЕНИЯ НЕ БЫЛИ БЕЗОБЛАЧНЫМИ…»
Евгений Дмитриевич Манцырин, заслуженный артист России, дирижер, композитор, руководитель оркестра Пермского цирка, преподаватель эстрадного отделения Пермского музыкального училища по специальности «Теория и практика джазового исполнительства»:
– Сейчас трудно понять, почему не появилась в Перми премия имени Терпиловского. Мне кажется, человек этот заслуживал такой чести, и не надо «сталкивать» двух известных композиторов, которыми по праву гордится Прикамье. Надо развести по разным сферам: ведь ясно, что А. Немтин (именем которого и названа упомянутая городская премия. – В. Г.) не имеет отношения к эстрадному искусству, в отличие от Г. Р. Терпиловского.
Открытие мемориальной доски Г. Терпиловскому на доме по улице Газеты «Правда», 3.
Слева направо: Н. Терпиловская, Е. Манцырин, О. Лундстрем.
Пермь, 1991 год
Улица имени джазового музыканта в Перми также не появилась. А пример подобный есть: помнится, когда мы гастролировали по Америке, то гуляли по улице Дюка Эллингтона…
Я был хорошо знаком с Генрихом Романовичем (делал для него аранжировки). Не могу сказать, что у нас с ним были безоблачные отношения. Сейчас, с высоты прожитых лет, причины споров, по которым я, бывало, вспыхивал, кажутся такими пустяковыми. Спонтанно жил как-то, а думать надо всегда, оценки нравственные себе давать. Этому учило общение с Терпиловским. Таких людей, как он, мало встречается. Интеллигент в настоящем смысле слова. Редкой душевностью обладал.
Он старался поддержать молодых, часто писал о джазовых коллективах. Вот выписка из его архива о составе нашего квартета: Сухорослов, Сыропятов, Акинфиев, я. По-разному сложились судьбы, двое из того состава уж давно не играют. Джаз – не вся жизнь…
В последнее время эстрадных, джазовых оркестров в стране стало значительно меньше. Считанные единицы остались – Лундстрем и еще несколько. Развалились повсюду, кроме цирка. Вот чем хорош цирк: он консервативен в отношении оркестров. Большие составы музыкантов, помимо обязательных представлений, ведут активную концертную жизнь, играют джаз.
Конечно, в цирке играешь не всегда то, что хочется – это понятно. Но вы думаете, что в оркестре оперного театра, к примеру, играют всегда то, что нравится? Далеко не так. Специфической цирковой, эксцентрической музыки, в принципе, немного. Я с огромным уважением вообще отношусь к цирковому искусству. В цирке не соврешь – вот в чем главное. Если уж умеешь делать что-то, оценят. А нет – ничем не скроешь, гримом не замажешь. Я обратил внимание как-то на руки Вальтера Запашного, нашего известного дрессировщика хищников: все в шрамах, страшно смотреть! Очень уважаю этих людей. Настоящих профессионалов.