Территория тьмы
Шрифт:
— Нам писали об этом.
Разрешение на транспортировку требуется для того, чтобы перевезти спиртное из здания таможни в гостиницу или другое место.
— Пожалуйста, дайте мне разрешение на транспортировку.
— Мы не выдаем таких разрешений. Вам придется обратиться…
Взглянув на Меня, чиновник смягчился.
— Ну хорошо, сейчас я вам его выпишу. А еще я выдам вам кодовый номер. Это чтобы им там, в Новой таможне, легче было разобраться.
Таксист до сих пор оставался спокоен; теперь же мне стало казаться, что мои поездки складываются в маршрут, давно ему знакомый.
— Ступайте, — сочувственно сказал таксист, — я подожду.
У двери каждой конторы кучковалась небольшая толпа.
— Разрешение на транспортировку, разрешение на транспортировку.
Какие-то сикхи подсказали, куда мне нужно — в низкое строение во дворе, рядом с воротами, на которых написано «Запретная зона»,откуда один за другим выходят рабочие и поднимают руки, чтобы вооруженные солдаты обыскали их.
— Разрешение на транспортировку, разрешение на транспортировку.
Я вошел в длинный коридор и оказался среди сикхов. Это были водители грузовиков.
— Разрешение на провоз спиртного, разрешение на провоз спиртного.
И вот наконец я очутился в нужной конторе. Это было длинное низенькое помещение на первом этаже, спрятанное от палящего солнца и темное, будто лондонский подвал, только теплое и пахнущее пыльными старыми бумагами, которые были тут повсюду — на полках, поднимавшихся до серого потолка, на письменных столах, на стульях, в руках у клерков, в руках у посыльных, одетых в форму цвета хаки. Уголки картонных папок загнулись, края обмякли от благоговейных прикосновений; ко многим папкам крепились розовые бумажные полоски — такие же линялые и обмякшие — с пометками: СРОЧНО, ОЧЕНЬ СРОЧНО или БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНО. Среди этих бумажных гор, колонн и подпорок были рассеяны, как нечто малозначительное, мужчины и женщины — с кроткими лицами, покрытыми индийской бледностью, с высоко поднятыми плечами; бумага служила им отличным камуфляжем. В одном углу сидел пожилой мужчина в очках, лицо у него было немного одутловатое и болезненное. Под его трепетным началом и находилась вся эта загроможденная бумагами комната: исчезни он, остальные клерки окончательно растерялись бы.
— Разрешение на транспортировку?
Он медленно поднял голову. Не выразил ни удивления, ни неудовольствия оттого, что его потревожили. Его стол был сплошь усыпан бумагами с наклеенными розовыми полосками. Их слегка обдувал настольный вентилятор, уютно примостившийся рядом.
— Разрешение на транспортировку.
Он произнес это мягко, так, будто это были редкие слова, которые, порывшись мгновенье в папках своей памяти, он, однако, хорошо понял.
— Напишите заявление. Нужно всего одно.
— У вас есть бланк?
— Бланка не требуется. Просто напишите письмо. Вот вам лист бумаги. Садитесь и пишите. В Управление пошлин, акцизов и запретов, Бомбей. У вас при себе паспорт? Впишите паспортные данные. А, я вижу, у вас есть визитная карточка туриста. Укажите и ее номер. А я пока ускорю дело.
И пока я писал заявление, вписывал номер своей визитной карточки туриста, ВКТ (I.) 156, чиновник, ускоряя дело, передал мои документы служащей со словами: «Мисс Десаи, начните, пожалуйста, оформлять разрешение на транспортировку алкоголя». В его голосе я уловил нотки странноватой гордости. Он вел себя как человек, который и после стольких лет службы все еще открывает ее богатство и разнообразие и подавляет свой восторг, которым, тем не менее, желает поделиться и с подчиненными.
Вдруг оказалось, что мне трудно выводить слова и составлять даже самые простые предложения. Я скомкал испорченный лист бумаги.
Главный клерк поглядел на меня с мягким упреком.
— Требуется всего одно заявление.
У меня за спиной мисс Десаи заполняла бланки тем тупым, нестираемым, неразборчивым карандашом, какими пользуются во всех без исключения государственных учреждениях бывшей империи — и не столько ради самого написанного, сколько ради необходимых копий.
Я кое-как дописал заявление.
И тут моя спутница начала сползать по стулу, уронила голову на колени и потеряла сознание.
— Воды, — попросил я у мисс Десаи.
Та, не прекращая писать, показала мне на пустой пыльный стакан, стоявший на полке.
Начальник клерков, уже хмуро просматривавший другие бумаги, взглянул на обморочную фигуру.
— Ей нехорошо? — Голос его звучал так же мягко и ровно, как прежде. — Пускай отдохнет. — И он отвернул от себя настольный вентилятор.
— Где вода?
Откуда-то из-за бумажных гор послышалось женское хихиканье.
— Воды! — крикнул я на какого-то клерка.
Тот встал, ничего не сказав, удалился в другой конец комнаты и исчез.
Мисс Десаи закончила писать. Бросив на меня взгляд, похоже, полный ужаса, она принесла свой пухлый блокнот начальнику.
— Разрешение на транспортировку подготовлено, — сообщил тот. — Как только освободитесь, можете расписаться в его получении.
Вернулся тот клерк — без воды — и уселся на прежнее место.
— Где вода?
Взгляд клерка неприязненно отметил мое раздражение. Он не проронил ни слова, даже плечами не пожал — просто уткнулся в свои бумажки.
Это было хуже, чем раздражение. Это была невоспитанность и неблагодарность. Потому что вдали, щеголяя своей униформой с не меньшей гордостью, чем какой-нибудь офицер, уже показался посыльный. В руках он держал поднос, а на подносе стоял стакан воды. Как же я сразу не догадался! Ведь клерк — это клерк, а посыльный — это посыльный.
Кризис миновал.
Я трижды подписался и получил свое разрешение.
Главный клерк раскрыл очередную папку.
— Надкарни, — тихо окликнул он кого-то из своих подчиненных. — Я не понимаю, что это за записка.
Обо мне уже начисто забыли.
В такси можно было задохнуться от жары, сиденья едва не плавились. Мы приехали в квартиру нашего друга и оставались там до темноты.
Потом к нашему другу приехал его друг.
— Что случилось?
— Мы поехали за разрешением на транспортировку, и она упала в обморок. — Я не хотел, чтобы в моих словах звучал упрек. И добавил: — Наверное, от жары.