Террорист
Шрифт:
Мы остались одни. В коридоре гулял холодный ветер, беспрепятственно врывающийся через распахнутые двери. Тихо «садился» мой фонарь, оставленный на подоконнике, его световой сноп, оптимистичный и сочный несколько часов назад, заметно потускнел и утратил силу.
– Дима, без шести двенадцать, – напомнила рация голосом представителя. – Еще не поздно.
– Да нет, уже… – Говорить не хотелось: в горле стоял комок, я почему-то охрип, и мне катастрофически не хватало воздуха – даже дышать было трудно, не то что болтать с кем-то. – Уже все…
– Дима, дай-ка станцию Феде! –
Я молча протянул рацию: Федя пожал плечами, но взял ее:
– Сказали же: все кончено. Чего тебе еще надо?
– Переключись на третий канал, – посоветовал представитель.
– Зачем?
– Это связь с экипажами танков. Позывные – «Монолиты», соответственно, первый и второй. Первый – командир.
– И что?
– Как это «что»? Знаешь, как бывает: в самый последний момент вдруг вас озарит и решите еще немного пожить.
– Нет, это вряд ли.
– Да переключись, тебе что – лень тумблером щелкнуть?! Они имеют инструкции: до полуночи принять вашу капитуляцию. То есть, если без десяти секунд двенадцать вы крикнете мне, что передумали, я могу не успеть. А так у вас будет прямая связь. Давай, Федя! Это ведь ни к чему тебя не обязывает! Это так – на всякий случай…
Федя несколько секунд размышлял, баюкая рацию в руке: переключиться – выключить – запустить в стену… Что выбрать? Затем он подошел к фонарю, щелкнул тумблером и, нажав манипулятор, пробурчал:
– Ну, переключился. И что дальше?
– «Трибунал» – «Монолиту один», – с сильным шипением проскрежетала рация.
– «Трибунал» на связи, – ответил Федя.
– Как получаешь?
– На «пятерочку».
– Ну вы как там – решили, нет?
– Да, решили.
– И что решили?
– Мы остаемся.
– Не понял, повтори?
– Остаемся, говорю.
– Понял. У вас еще три минуты. Думайте…
Говорят, время перед смертью невыносимо растягивается, и люди вспоминают самые значимые события, которые были в их жизни…
Эти три минуты пролетели как одно мгновение: я так и не успел воссоздать перед мысленным взором ни одного важного события, а просто стоял и тупо смотрел в дверной проем.
И ни фига там не было: ни видений, ни знаков свыше.
Только кромешная тьма, и ничего более…
Помните, как славно все начиналось?
Мир искрился оптимизмом и утопал в яблоневом цвете. «Патриот» готовился к параду в честь Дня города, а я строил грандиозные планы на будущее…
Парада не будет.
«Патриот» никуда не идет.
Сейчас его расстреляют из танковых пушек.
Помнится, какой-то безымянный стрелец, восходя на плаху, сказал:
«Посторонись-ка, государь, я здесь лягу…»
Можешь не напрягаться, Родина, тебе не надо сторониться.
Мы ляжем прямо здесь. Бесславно, безропотно и безысходно, как это сделали до нас многие тысячи безымянных детей твоих, павших за тебя от твоей же карающей десницы…
– Время вышло! – тревожно крикнула рация. – «Трибунал» – «Монолиту»!
Федя одной рукой прижал к себе плачущую Ленку, а в другой все еще держал рацию, словно не решался избавиться от нашего последнего шанса на капитуляцию.
– «Трибунал» – «Монолиту»!
– Жаль, что все так быстро кончилось, – сказал Андрей. – Ну что ж… простите, если было что-то не так…
– Ну, я вас понял, – печально проскрежетала рация. – «Монолит-два», доложи о готовности.
– Да, командир, готов.
– Все – работаем…
– Идите ко мне, родные мои. – Федя уронил рацию на пол и протянул к нам свободную руку. – Дайте-ка я вас обниму…
Эпилог
Обществу, взрастившему
террористов, посвящается