Террористы (Terroristerna)
Шрифт:
Бенни Скакке был хорошо тренирован и реагировал быстро, но Рейнхард Гейдт был в десять раз быстрее. Даже в кино Мартин Бек не видел ничего подобного.
Впрочем, он и сам был не из медлительных. Шагнув вперед, Мартин Бек сказал: «Минутку, мистер Гейдт», – и поймал правую руку террориста.
Но южноафриканец уже выхватил свой грозный кольт, и его сил хватило на то, чтобы поднять руку, хотя Мартин Бек крепко держал ее.
С ужасающей ясностью Скакке осознал, что жизнь его поистине висит на волоске и что Мартин Бек подарил ему шанс остаться в живых.
Он тоже успел выхватить свой «вальтер», прицелился и выстрелил с твердым намерением убить противника.
Пуля попала Гейдту в рот и застряла в шейных позвонках.
Несмотря на все помехи, несмотря на совершенно безнадежную ситуацию, несмотря на то, что он фактически был уже мертв, Рейнхард Гейдт спустил курок своего кольта «357 магнум». Пуля поразила Бенни Скакке в правое бедро, довольно высоко, от ее удара он завертелся юлой и упал прямо на цепочку ошарашенных Дедов Морозов. Никто из них не успел даже подхватить его и смягчить падение.
Скакке лежал ничком, из ноги обильно сочилась кровь, но он был в сознании. Когда Мартин Бек упал на колени рядом с ним, он первым делом спросил:
– Как там? С Гейдтом?
– Ты убил его. Наповал.
– А что еще я мог сделать.
– Все правильно. Это был твой единственный шанс. Откуда-то вынырнул Пер Монссон, источая аромат свежезаваренного кофе.
– «Скорая помощь» будет сию минуту, – сказал он. – Ты только не двигайся, Бенни.
Не двигайся, подумал Мартин Бек. Будь у Гейдта в запасе еще хоть десятая доля секунды, Бенни Скакке замер бы навсегда. И сотой доли хватило бы, чтобы на всю жизнь сделать Скакке калекой. Теперь, похоже, обойдется. Мартин Бек успел убедиться, что рана не слишком опасная.
На пристань высыпали полицейские и принялись оттеснять зевак от убитого.
Когда послышался вой сирены «скорой помощи», Мартин Бек выпрямился и подошел к Гейдту. Лицо было несколько обезображено, а так-то он и мертвый выглядел хоть куда.
Человек, поднявший трубку на пограничном посту у европейской магистрали № 18, явно был не в духе.
Очень уж часто трезвонил этот проклятый телефон, да и очередь автомашин продолжала расти, никакой возможности справиться с ней.
– Да, – сказал пограничник, – кажется, здесь. Погодите. Прикрыл микрофон ладонью и повернулся к своему товарищу:
– Гюнвальд Ларссон – это не тот верзила в миллионерских шмотках, который торчит там у дерева?
– Он, – ответил товарищ. – По-моему, он.
– Его к телефону. Этот окаянный Гейдт, о котором все говорят. То есть, тьфу, звонит-то не Гейдт.
Гюнвальд Ларссон вошел в помещение и взял трубку. Извлечь что-либо из его слов было трудно, потому что он ограничивался односложными репликами.
– Так.
– Ага.
– Мертв?
– Жаль.
– Кто?
– Скакке?
– А сам он?
– Ну пока.
Он положил трубку, поглядел на постовых в будке и сказал:
– Можете снимать ограждение, больше не понадобится. Пусть проезжают.
– А ты?
– Поеду домой.
– Еще не умаялся?
Гюнвальд Ларссон вдруг осознал, что давно не смыкал глаз.
Он и впрямь умаялся. Уже в Карлстаде сдался и подъехал к городской гостинице.
В Хельсингборге Фредрик Меландер положил трубку и довольно улыбнулся. Потом посмотрел на часы. Лицо Рённа, который сидел рядом и слушал разговор, тоже выражало откровенную радость.
Сочельник они отпразднуют дома.
В пятницу 10 января 1975 года выдался как раз такой вечер, каких хотелось бы побольше. Когда все относительно спокойны и пребывают в ладу с миром и собой. Когда все плотно поели, выпили и знают, что завтра свободный день, если только не стрясется что-нибудь из ряда вон выходящее, непредвиденное и ужасное.
Подразумевая под словом «все» очень маленькую частицу человечества.
Человека четыре.
В этот вечер Мартин Бек и Рея пришли к Леннарту Колльбергу и его жене, и вместе они выполнили названную выше программу, создав тем самым предпосылки к тому, чтобы чувствовать себя так хорошо, как это вообще возможно.
Говорили они не очень много, главным образом потому, что были заняты игрой, которая называется «составление кроссворда» и выглядит весьма просто. У каждого участника по ручке и по листку бумаги, на котором начерчено двадцать пять клеток, и каждый по очереди называет какую-нибудь букву. Эти буквы вписывают в клетки; заглядывать в чужие листки нельзя.
– Икс, – сказал Колльберг в третий раз подряд, и все тяжело вздохнули.
Что-то в этой игре не так, подумал Мартин Бек. Хотя бы то, что Колльберг выиграл четыре раза из пяти. В пятый раз выиграла Рея.
Впрочем, Мартин Бек и Гюн Колльберг привыкли к тому, что им не везет в игре, и не очень переживали.
– Икс, как в слове экс-полицейский, – юмористически пояснил Колльберг.
Как будто все и без того уже не убедились, что нет никакой возможности в третий раз найти применение этой злосчастной букве. После долгого раздумья Мартин Бек оторвал глаза от своих клеток, пожал плечами и сдался.
– Слышь, Леннарт.
– М-м-м?
– Помнишь – десять лет назад?
– Когда мы охотились на Фольке Бенгтссона, сразу после реорганизации? Да-а, есть что вспомнить. А все, что потом было? Нет, лучше не вспоминать.
– Думаешь, все тогда началось? Колльберг поежился. Потом произнес:
– Нет, не тогда. И, к сожалению, не сегодня кончится.
– Игрек, – сказала Рея.
После чего все надолго примолкли.
Настало время подсчитывать очки. Записав цифры, Мартин Бек убедился, что и на этот раз проиграл.
– Но одно совершенно ясно, – заговорил Колльберг. – Была допущена ошибка. Сделать полицию зачинщиком насилия – все равно, что ставить телегу впереди лошади.
– Ха, я выиграла, – сказала Рея.