Терской Фронт
Шрифт:
Мои терзания прервал довольно громкий шлепок. Я недоуменно провожу рукой по стене и тихо шиплю, когда пальцы нащупывают в каменной кладке что-то горячее. Рефлексы срабатывают быстрее, чем голова. Рушусь пластом на пол под нары раньше, чем понимаю, что держу в руке расплющившуюся о камень пулю, которая явно прилетела снаружи, пробив перед этим деревянную дверь. А вот звука выстрела было не слышно. Отсюда вывод — стрелявший явно не хочет привлекать к себе внимание. Так, похоже, как в старом американском кино про ковбоев и индейцев, кавалерия пришла на помощь в самый последний момент. Теперь главное — не мешаться людям под ногами и не нарваться на случайный рикошет. Высунувшись из-под нар, буквально сдергиваю с них за ноги своего молчаливого сокамерника.
— Ну, и какого х…?
— Отпусти, мля, — шиплю в ответ. — А то покалечу. Кажется, за мной друзья пришли, стреляют хорошо, но иногда промахиваются. Или ты шальную пулю ухватить хочешь?
— Промахиваются — это хреново, — шепчет сосед, отпуская мой мизинец. — Извини, погорячился.
Так и лежим мы вдвоем под нарами, чутко вслушиваясь в ночную тишину. Но слышно нам немного: и стрелки особо не шумят, и часовые, похоже, тревогу поднять так и не успели, да и толстые каменные стены нашего подвала как-то хорошей слышимости не способствуют.
Наконец, минут через двадцать в замке начинает скрежетать ключ. На пороге возникает почти невидимый в темноте силуэт.
— Миша, ты тут? — слышу сверху голос Ильяса.
— Тут Эли, тут, — отвечаю я и выбравшись из-под нар начинаю оттряхивать с себя прилипший к «горке» мелкий сор.
— Жив?
— И даже почти здоров.
В этот момент мой сокамерник начинает выбираться из-под нар и Ильяс вскидывает ствол «Вала», а может и ВСК — в темноте видно плохо.
— А это кто такой?
Тут до меня доходит, что лишние свидетели его деятельности Ильясу совершенно не нужны. Как говаривал папаша Мюллер: «Знают двое — знает свинья». Ведь пристрелит он этого киргиза, не задумываясь пристрелит.
— Он со мной, Эли.
— Друг?
— Знакомый. Но я его тут не брошу.
— Как скажешь. Все, болтать некогда, смена караула через три часа, нам за это время надо уйти как можно дальше.
— Ты уходи, Ильяс, никакого долга за тобой больше нет. У меня еще пара дел тут осталась.
— Каких дел, Миша, ты о чем?
— Во-первых, мне нужны мои вещи, которые у здешнего начальника в кабинете, а во-вторых, сам здешний начальник. Уж больно он умный и знающий, такому не в горах сидеть надо, а в Червленной, а то и в Ханкале.
Ильяс так и не смог подавить смешок.
— Всегда знал, что ты дурак, Тюкалов. Но дуракам Аллах помогает. Давай бегом за своими вещами, там живых уже нету, никто не помешает.
Я бегом метнулся к дверям бывшего райотдела. В дверях, прямо на пороге, тело одного из охранников, перепрыгивая через которое я чуть не рухнул, поскользнувшись на луже крови, натекшей из его простреленной головы. Еще один труп обнаруживается в «дежурке», рядом с ящиком, в котором на гвоздиках висит десяток ключей. Бирки на них на турецком, поэтому я сгребаю все. Уж какой-нибудь, да подойдет.
Дверь в кабинет открылась с четвертой попытки. Свет зажигать нельзя, приходится рыскать в потемках, почти что на ощупь. Сослепу вписываюсь коленом точно в угол стола и начинаю сквозь зубы материться. От боли аж светлые пятна в глазах запрыгали.
— Может, так лучше будет? — раздается от двери голос соседа по камере, а по полу пробегает тонкий луч фонаря, с синим маскирующим светофильтром.
— Намного, — соглашаюсь я. — Ты где его достал?
— В «дежурке» в столе лежал.
— Блин, проглядел… Старею. А сам чего здесь?
— Ну, во-первых, ружьишко свое прибрать, — с этими словами он снял со стены так понравившуюся мне снайперскую винтовку и нежно, будто ребенка, прижал к себе. — Во-вторых, тебя поблагодарить. Сдается мне, этот милый старикан, если бы не ты, прихлопнул бы меня, как комара, не задумываясь.
Ты гляди-ка, не дурак
— Тебя хоть как звать, сосед? А то, хороши мы с тобой «знакомые», даже по имени друг друга не знаем. «Милый старикан» снаружи мне, конечно, друг, но излишней доверчивостью не страдает.
— Руслан, — отвечает он.
— Михаил, — представляюсь я в ответ. — Ладно, помоги лучше. Тут где-то, возможно, мой автомат и вещи лежат… Хотя, может — и не лежат, но поискать один черт нужно.
— Хорошо, — соглашается Руслан, откидывая портьеру, закрывающую дверь в соседнюю комнату. — Поищем.
На спешное, но, можно сказать, тотальное обшаривание полковничьего кабинета у нас ушло минут десять. Однако, результаты меня совершенно не порадовали: у висящего на стене «Винтореза» кроме проблем с прикладом еще и затворная рама оказалась изуродованной, скорее всего, пуля попала. Коллиматор на американском карабине тоже был чистой фикцией: один только корпус. Пришлось удовольствоваться снятым с «семьдесят четвертого» подствольником. Из моего же имущества нашлись только «сто третий» с ГП и «Стечкин». Да по одному магазину к ним. И ни единого патрона… Твою ж мать! Хотя, чего удивляться? Господин полковник их на роль экспонатов готовил. Кто ж музейные экспонаты заряженными хранит? Радоваться нужно, что он УСМ в неисправность не привел, или еще какую гадость не сделал. Но вот в остальном — полная амба: ни баула моего с вещами, ни РПС и набедренной кобуры, ни удостоверения, ни орденов в кабинете не нашлось. Главное же — не смог я обнаружить подарка для Насти. Ну, значит, по-любому нужно господина полковника навещать. Поздновато, конечно, для визитов. Но он — человек военный, к форс-мажорам привычный. Думаю — не обидится. А если и обидится — мне плевать с самого высокого минарета!
Выскочив на улицу, мы обнаруживаем на крыльце, помимо Ильяса, сразу пятерых крепких парней, одетых так же, как и он. Разве что, на них не просто вязаные шапочки, а маски, скрывающие лица. Ну, да, Ильясу, с его-то бородищей такую и не натянуть. И вооружены все серьезно: у Эли — «Вал», двое — с ВСК-94 с ночной оптикой, оставшиеся трое — с «девятками». [139] Ну, прямо штурмовая группа «Альфы», разве что «Алтынов» на головах не хватает.
— Ну, что, Миша, все нашел? — Ильясу явно не терпится убраться отсюда.
139
«Девятка» — 9А-91, малогабаритный автомат под 9 мм спец. патроны СП-5, СП-6 и ПАБ-9, состоящий на вооружении спец. подразделений МО и МВД.
— Нет, Эли, почти ничего не нашел. Только оружие, и то — без патронов. Так что, придется все-таки к полковнику в гости идти.
— И что, ты думаешь, что он так запросто тебе дверь откроет?
— Почему нет? — искренне удивляюсь я. — Главное — хорошо попросить. Из твоих ребят по-турецки кто-нибудь говорит?
— Все говорят, но Висхат, — Эли показывает рукой на одного из своих спутников. — Лучше всех.
— Вот и отлично, тогда пошли, навестим Атмаджу-эфенди.
По аулу крадемся в быстром темпе, но соблюдая при этом предельную осторожность: прячемся в тени высоких каменных заборов, зорко оглядываясь по сторонам. Оно, конечно, глубокая ночь на дворе, но, кто знает, кому и зачем может приспичить на улицу выползти. Но, на наше счастье, добираемся до места без приключений. Как же все-таки хорошо, что мусульмане собак не жалуют! Нет, пастухи в горах один черт кавказских овчарок или алабаев держат, иначе волки всю отару порежут — глазом моргнуть не успеешь. Но вот домашний Шарик или Бобик в здешних краях даже в былые времена был явлением очень редким. Теперь — и подавно. И это очень здорово! Попробовали бы мы вот так, тихой сапой через русскую деревеньку проскочить. Да дворняги бы всю округу на уши поставили. Здесь же — тишина и благолепие.