Тесная Связь

Paprika Fox

Прекращай думать о ней! Серьезно, парень, ты походу летишь с катушек.

Сажусь на грязный плиточный пол, потирая потное лицо. Это место вызывает у меня отвращение. Я чувствую, что что-то не так. Так не должно быть.

Что «не должно быть»?

Без понятия. Я не понимаю себя.

Я запутался.

Прикрываю глаза, пытаясь привести дыхание в норму. Роюсь в карманах. Мне нужно закурить. Пачка пуста. Закатываю глаза, бьясь затылком о стену.

Мне нужна помощь.

– Чего? – щурю глаза, хмурясь.

Помощь? Ты не настолько жалок.

[…]

–

Это же сам О’Брайен!

Сильный удар пришелся мне по лицу. Мне не хотелось обороняться. Надеюсь, что они могут выбить из меня это дерьмо, но после нескольких ударов, не заметив улучшений, я сорвался.

Нет, уж лучше я выбью все дерьмо из них.

[…]

До дома добрался пешком. Надеялся, что свежий воздух поможет прийти в себя, но нет.

Открываю дверь, кидая взгляд на Елену, которая быстро идет на кухню, закидывая полотенце через плечо.

– Эй, - зову её, но старушка не слышит.

Ворчу под нос, следуя за ней на кухню. Чувствую, как злоба наполняет меня, когда вижу сидящих за столом Хэнка и Монику. Они спокойно ужинают, общаясь и воркуя между собой.

Я ненавижу их за то, что они выглядят такими счастливыми.

Отец бросает на меня взгляд, тут же осуждающе качая головой:

– Опять подрался? Это так в твоем стиле.

Елена подскочила ко мне, хотя коснуться ссадин, но я грубо отпрянул, убрав её руку:

– Я в порядке, - шепнул.

Облизываю разбитую губу, подходя к столу. Хэнк не смотрит на меня, как и Моника. Меня словно нет. Они игнорируют мое существование. Не замечают меня.

Хмурюсь, переступая с ноги на ногу.

Это, действительно, неприятно.

– Эй, - глотаю собравшуюся во рту жидкость.

– М? – отец не поднимает глаз, продолжая есть. Я часто моргаю, кидая темный взгляд на Монику:

– Кейси ещё не вернулась?

Женщина подняла глаза, смотря то на меня, то на Хэнка:

– А она уходила?

Я сжимаю губы, напрягая скулы.

– Наверное, нет, - пожимает плечами, продолжая есть салат.

Я смотрю на Елену. Та качает головой. Я бью кулаком об кулак, когда вновь поворачиваюсь к столу:

– Как вы вообще…

Моника опять смотрит на меня. В её глазах нет ничего. Она считает это нормальным, обыденным.

– Дилан, ты чего-то хотел? – кидает в тарелку вилку Хэнк.

– Я тут живу, мне нельзя на кухне постоять? – поднимаю брови.

– Постоять можно, но не отвлекай от еды, - он смотрит на женщину. – Кушай, дорогая.

Тишина. Они вновь приступили к опустошению своих тарелок. Я сжимаю кулаки, хмурясь. Думаю, мой отец так же считает, что с новым ребенком ему будет дан шанс начать все с начала, но стены этого дома хранят слишком много тайн, от которых ему не укрыться.

Я смотрю на взрослых.

По коже пробегает холодок. Они отвратно чавкают. Они отвратно скребут вилками по дну тарелки. Они сами по себе отвратны.

Моника взвизгивает, когда я сношу тарелки со стола на пол. Они бьются. Отец широко распахивает глаза, смотря на меня. Я тяжело дышу, выпрямляясь. Мне

нужно было разрушить это. Разрушить их идиллию. Женщина держится за живот. Чертова актриса. Облизываю металл на губе, когда отец поднимается со стула. Моника прикрывает рот ладонью, а Елена, кажется, готова упасть в обморок, когда мужчина наносит мне удар в лицо. Я шатаюсь и валюсь на пол не в силах устоять на ногах. Кашляю, роняя тяжелые вздохи. Моника срывается с места, когда мужчина переворачивает меня на спину, хватая за футболку, и наносит ещё удар в челюсть.

– Хэнк! Остановись! – она касается его плеча, и выражение лица отца сразу меняется. Он поднимает глаза на женщину, которая корчится. Мужчина впечатывает меня в пол, поднимаясь:

– Уберись тут, - приказывает Елене, хватая Монику за руку, и они выходят с кухни.

Старушка бросается ко мне, падая на колени. Она трет моё лицо:

– Миленький, ты…

Я качаю головой:

– Иди, я уберусь.

– Дилан, - она качает головой.

– Иди, я сказал! – срываюсь. Старушка хватается за грудь, поднимаясь с колен. Я приседаю, сгибая колени, и тру лицо руками.

– Господи, да что происходит?.. – Елена ахает, прикрывая ладонью рот.

Я вскакиваю, пошатываясь. Держусь за стол, вновь валясь на пол. Голова кружится. Челюсть ноет.

– Прости, я приеду и уберу. Хорошо? – шепчу.

Елена обеспокоена:

– Куда ты собрался? Дилан!

Я выхожу с кухни, идя к двери. Бросаю взгляд в сторону гостиной. Через щель между дверями вижу, как Хэнк стоит у камина, а Моника поглаживает его костяшки, целуя их. Я корчусь, ловя мысль, что сам нуждаюсь в такой же ласке. Меня злит то, что он получает её. Он не заслужил такого отношения к себе.

Выхожу на улицу, натягивая капюшон кофты. Оливия? Может, мне трахнуть её? Она никогда не откажет. Но нет, мне нужно что-то иное. Мне не нужно дикости, которую от меня требует блондинка. Мне нужно что-то…

Останавливаюсь, начиная кусать губы. Щурюсь, тряся головой, когда в моем горле застревает комок. Глаза начинают неприятно гореть. Я хмурюсь, часто моргая, и продолжаю идти. Холодный ветер режет мне кожу, но мне приятна эта боль.

От лица Кейси.

Мне сказали, что лучше пробыть ночь в больнице, но я не могу сидеть на месте. Мне нужно ходить. Пускай, каждый шаг дарит неприятные ощущения, но внутри, словно, что-то скребется, не давая успокоиться.

Это одиночество?

Иду к лифту, медленно перебирая ногами. Даже нет денег на метро или электричку. Возможно, безопасней было бы остаться, ведь на дворе ночь.

Выхожу на первом этаже, сворачивая к главным дверям. В больнице шумно, поэтому мне хочется поскорее оказаться там, где я смогу побыть одна.

Я бегу от общества. Это неудивительно.

Улица встречает меня визгом колес и ледяным ветром. Я кладу руки в карманы кофты, молнию которой так и не починила. Поправляю волосы, рассматривая выглядывающие бинты из-под кед. Кожа ног покрывается мурашками от холода. Пускаю пар изо рта, идя вперед.