Тет-а-тет
Шрифт:
Как-то в очередной приезд Максима стены комнаты содрогнулись от беспощадного стука. Кто-то молотил молотком так, что все вокруг дребезжало и грозило обрушиться.
– Евгения, перестань! Ты мешаешь заниматься! – крикнула немка. И пожаловалась: – Голова уже трещит!
– А что случилось? – поинтересовался Максим.
– У Женьки в комнате оборвался карниз, – объяснила Екатерина Григорьевна. – Она взялась сама его повесить. Я говорю: надо вызвать плотника, под потолком проходит бетонная балка, ее просто так молотком не возьмешь. А Евгения не слушает.
Максим никогда не спрашивал про немкиного супруга: неудобно. Сейчас он вопрошающе посмотрел на учительницу. Та поняла немой вопрос и ответила:
– Я ведь давно вдова. Мой муж, Володя, умер, Царство ему Небесное. Золотой был человек. Сгорел от рака желудка, как свечка. А все, что было после, – не то и не так. Пыталась, да не получилось. Может, это и к лучшему. Я ведь невольно всех с Володей сравнивала… А Евгения очень похожа на отца. Такая же рыженькая…
Губы Екатерины Григорьевны задрожали, и Максим вдруг осознал, что бывает боль, которую невозможно изжить до конца, она всегда с тобой, как воздух, как день или ночь. Можно забыться, но не забыть. Можно продолжать двигаться, петь, смеяться, снова любить, но в самом тайном уголке души хранить частичку померкшего света, который и дает силы жить дальше. Он застыл в молчаливом преклонении перед этим светом памяти, перед самим фактом его существования. Ему захотелось как-то помочь, что-то сделать для этой стойкой маленькой женщины.
– Давайте я попробую, – решительно толкнул он дверь в комнату Евгении, где до той поры не бывал ни разу. Окинул все вокруг быстрым взглядом. Сразу видно: девичья. Обои в мелкий розовый цветочек, на узкой этажерке – мягкие игрушки, рядом с учебниками – маленькое подвесное трюмо с полочкой, заставленной всякими банками-склянками. Узкая кушетка у окна под сбитым велюровым покрывалом с оборками, поверх раскиданы глянцевые журналы, на стенах – портреты тощих манекенщиц в экстравагантных нарядах вперемешку с любительскими фотографиями в картонных рамках: оранжевый закат на море, желтоглазые ромашки, смешливые девчонки, полосатая кошка с глазами как у Евгении.
– Женька снимала, – мимоходом пояснила Екатерина Григорьевна. – Это ее хобби. Фотоаппарат ей хороший в Германии купила.
– Здорово, – искренне похвалил Макс.
Раскрасневшаяся от усердия, с прилипшими ко лбу рыжими прядями, выбившимися из стянутого резинкой конского хвоста, в затертых до дыр джинсах и растянутой футболке Евгения балансировала на подоконнике с молотком в одной руке и длиннющим гвоздем в другой. Несколько покореженных согнутых гвоздей уже валялись на полу. Возле босых пальцев с выкрашенными ярко-розовым лаком ноготками стояла жестяная банка из-под кофе – в ней смиренно ожидали своей участи остальные гвозди.
– Привет, – буркнула через плечо Евгения, приставила гвоздь к изрядно побитой стене и прицелилась молотком.
– Ну-ка, слезь, отдохни, – коротко распорядился Макс.
Евгения попыталась спорить, но он стащил упрямую девчонку с подоконника, за что получил несколько
– Ох и вредная же ты, – покачал головой Макс, потирая шею. – Дрель в доме есть? А лучше перфоратор.
– Инструменты на антресолях, – сказала Екатерина Григорьевна. – Женя, принеси табуретку.
– Сам возьмет, – надулась Евгения. Уселась на кровати, обхватила руками колени, гневно сверкнула исподлобья потемневшими глазищами.
– Чего злая такая? – удивился Максим. – Помочь же хочу.
– А руки зачем распускать?!
– Ну, ты ребенок! – рассмеялся он. – Как тебя еще было с окна согнать? Всю шею расцарапала. Больно же. Что теперь своей девушке скажу?
– Так тебе и надо, – еще больше разозлилась Евгения. – Вот свою девушку и хватай. В другой раз укушу, понял?
– Понял, – снова хохотнул Макс.
– Ничего смешного!
– Жень, ну как тебе не стыдно? – укорила немка. – Мальчик помочь хочет. Вот стремянка, полезай.
Максим залез на антресоли, чихая от пыли, нашел старую сумку с инструментами, вытащил дрель и подходящее сверло.
– Дюбеля нужны, – сказал он. – Есть поблизости хозяйственный магазин?
– Есть, есть, – засуетилась немка. – Только мне так неудобно…
– Да все нормально! – заверил ее Макс. – Работы-то здесь на десять минут.
– Евгения, сходи с Максимом в «Стройматериалы», – тоном, не терпящим возражений, приказала Екатерина Григорьевна.
– Ладно, – неохотно согласилась Евгения. – Выйди, я переоденусь.
Через минуту Евгения вышла из комнаты в новых джинсах и клетчатой рубашке на мужской манер, оправила волосы, сунула ноги в мокасины, скомандовала:
– Идем.
До магазина шли молча. Евгения явно не желала снисходить да общения.
– Ладно, извини, – сказал Макс, – я не хотел тебя обидеть. Мир? – И протянул открытую ладонь.
– Ладно. – Евгения пожала руку. Ладошка у нее была на удивление крепкой, а пожатие неожиданно сильным для тощей девчонки.
– Мужскую работу мужик должен делать, – вразумил ее Макс, – а то мужа разбалуешь.
– Ты свою девушку учи, – огрызнулась Евгения. – А замуж я пока не собираюсь. Мне еще рано об этом думать.
– Когда-нибудь соберешься, – улыбался Макс. Эта мелкая рыжая бестия его забавляла.
– Тогда позвоню тебе и спрошу совета, – парировала она и поковыряла в носу.
– Ох и язва ты, – покачал головой Максим. – Не хотел бы я быть твоим парнем.
– Даже если бы хотел – ты не в моем вкусе, – фыркнула малявка.
Неожиданно Максим ощутил легкий укол обиды.
– Это почему? – насмешливо поинтересовался он.
– У тебя волосы светлые, – с вызовом ответила Евгения. – А мне брюнеты нравятся. Понял? И вообще – я выйду замуж за миллионера на крутой тачке. Какая машина хорошей считается?
– «Мерседес», – ехидно ответил Максим.
– Вот, значит, на «мерседесе».
– А с чего ты взяла, что он на тебе женится? – продолжил поддразнивать девчонку Максим. – Девушек полным-полно, принцев на всех не хватит.