Шрифт:
Алексей СВИРИДОВ
ТЕТРАДЬ
Ребенок умел кушать ложкой, проситься в туалет, сообщать что ему "два года", и при этом был очень мил, но очень утомителен. В общем-то молодая мама любила его, но эта любовь была распределена по времени неравномерно: с утра, когда маленький мальчик весело смеялся, охотно кушал кашку и сам по себе играл в машинки и таскал за ногу своего любимого медведя Мишу, она любила его очень. Потом, когда время приближалось к обеду, ребенок начинал капризничать, хотеть спать, отказываясь при этом ложиться в кроватку, и вообще, приводить маму в бешенство. Вот и сегодня, пока она разогревала мальчику "супаньку", мальчик очень тихо залез на письменный стол, и украл оттуда общую тетрадь с листами на пружинках, и был застигнут мамой в момент сладостного выбора: выдрать из тетради страницу или украсть со стола еще и ручку, и разукрасить листы каляками и маляками. Кара последовала незамедлительно: ребенок получил по попке, был обозван "маленьким засранцем", накормлен супом и уложен спать, несмотря на все крики и вопли. Впрочем крики и вопли вскоре перешли в тихое и неразборчивое бубнение себе под нос, а потом и вовсе прекратилось: мальчик заснул. Заглянувшая в его уголок мама ласково улыбнулась - умильность спящего ребенка примирила ее с существованием на свете детей вообще и своего в частности, поправила одеяло, и вернулась к столу, на котором лежала спасенная тетрадь.
Кричать и обзываться на детей - дело не самое правильное на свете. Но молодую, и кстати сказать, весьма симпатичную маму тоже можно было понять: из всех тетрадей, которые лежали на столе, ребенок выбрал ту, к которой у мамы отношение было особое. В этой тетради она уже около месяца писала роман - не роман, повесть - не повесть, словом нечто литературное, где действовали в несколько приукрашенном виде она сама, ее муж, и еще один знакомый, о котором с мужем было давно договорено не вспоминать, но все равно вспоминали. А еще там имело место разнообразное колдовство и не менее разнообразная магия, каковой был скорее избыток, нежели недостаток. И сейчас мама чинно села за стол, достала ручку и нашла недописанную страницу. Эпизод был весьма накручен, и надо было срочно помогать героине из него выпутаться, да так, чтобы оставалось впечатление, что это она сама, без вмешательства автора. Ребенок зашевелился, повернулся на другой бок и сказал ясно и четко, как никогда до сих пор не говорил: - Мама! Ты пожалуйста не пугайся. Сейчас не я сам говорю, а за меня говорят.
– Что? Твой ребенок сейчас спит, и им для разговора пользуюсь я.
– Кто?
– молодая мама была настолько ошарашена, что восприняла всю ситуацию внешне спокойно. Тем более, что в глубине души она еще не верила в реальность происходящего. "Я же иногда вижу сны, и при этом знаю что это сны. Наверное и сейчас то же самое" - Ты рассказ пишешь про всякое? Вот я один из них и есть.
– Кого?
– Ну например один из духов светлого края, это твое название. Кстати почти правильное.
– А...
– до молодой мамы потихоньку начало доходить, что это не сон, и не глюк от чрезмерно выпитого чая. И первая мысль, которая пришла к ней по этому поводу была очень простая. Дрогнувшим голосом она спросила: - А ему это не вредно?
– Нет, что ты. Я сейчас управляю только центром речи в мозгу, а память не трогаю - пока он спит это возможно. Ему сейчас снится...
– "дух светлого края" на секунду замолк, как бы отвернувшись и бросив взгляд назад - так вот, ему сейчас снится, что он рассказывает Мише сказку про Колобка. И то, что я говорю, он считает этой сказкой.
– А...
– что на это ответить, молодая мама не нашла.
– Так вот, о твоем рассказе.
– Это не рассказ...
– Какая разница! Я могу тебя порадовать: ты очень хорошо пишешь. Не в смысле литературы, а в смысле правильности. То есть настолько хорошо, что даже вот я придти смог.
– Я тебя вызвала?!
– Нет, но ты дала возможность.
– А зачем ты пришел? Видимо, тот, кто зачем-то пришел, и начал отвечать на вопрос, но в этот момент ребенок засунул себе палец в рот, и слова утонули в довольном причмокивании. Мама подошла, осторожно отвела маленькую ручку в сторону, и удержала ее от повторного засовывания в рот. Мальчик сокрушенно вздохнул и успокоился.
– Так вот - сказал дух, и женщина вновь поразилась, как может нежный и мягкий голос ее ребенка передавать интонации самоуверенные, и даже несколько брюзгливые.
– Я не знаю, как так получилось, но ты пишешь верно. Да, я это уже говорил. И это открывает дорогу в вашу... в ваш... словом дорогу туда, куда таким вот как я, попадать не следует. Для вашего и для нашего же блага. Вот ты "оборотня второй зари" описала? Дурацкое правда название, но описала верно. Еще немного, и он тоже сможет придти. Ты хочешь этого?
Молодая мама представила, как то, что она назвала оборотнем второй зари, входит в ее мужа, или просто приходит само по себе, и почувствовала боль внизу живота - ту, которая появлялась лишь при самом сильном испуге, и которую она испытала всего лишь два раза в жизни.
– Не хочешь констатировал дух светлого края.
– А он тоже не хотел бы, если б знал, чем это для него самого кончится. Но он не знает, а узнает - не поверит. Поэтому я тебе говорю: пиши по другому. Измени имена, измени сущность, и все будет по-обыденному. К сожалению я не могу тебя заставить это сделать. Но я прошу....
Этажом выше залаяла собака, дворнягообразный эрдель по имени Гаган. Он лаял всякий раз, когда приходило время гулять, и ребенок этого лая страшно боялся, хотя встречая Гагана на улице был смел и не раз пытался его погладить. Мальчик всхлипнул, сказал своим нормальным голоском "Собачка боюся", и принялся ныть. Но мама не сразу решилась сделать шаг в его сторону, боясь что "этот" еще в нем. Ребенок истерически взвизгнул, и наконец-то был поднят, переодет и утешен - сначала мамиными ласками, а потом и обычно запретной конфеткой. Молодая мама обладала одной хорошей особенностью: она легко и естественно переносила страшные или неприятные дела и мысли на когда-нибудь, а до той поры о них просто забывала. Так и сейчас, этот разговор очень быстро перестал занимать ее мысли, потому что если об этом думать серьезно, то уж очень казалось жутко все. Но в подсознании эта жуть все же переваривалась. Поэтому, когда через полчаса она вошла в комнату, и увидела мальчика стоящего ногами на груде смятых листов и сосредоточено выдирающего оттуда очередной, она схватила его в охапку, ласково поцеловала, и вытащила из стола до сих пор приберегаемый альбом для рисования и толстый фломастер. На следующий день на обоях появилось несколько загадочных загогулин, и фломастер отобрали. А остатки тетради и смятые листы мама засунула в ведро и выкинула в помойку.
Примечание для интересующихся: ребенкины каракули на стенах каббалистическими знаками не оказались.