Тезей и Ариадна. Нить любви
Шрифт:
Он праздно гулял по городу, стараясь увидеть как можно больше и запомнить тоже.
Вокруг чужой язык, хотя многие уже знакомы и приветственно машут руками:
– Хайре!
Но из-за того, что ухо не ловит среди шума толпы отдельных знакомых слов, как обычно бывает дома, кажется, будто оглох. Тем неожиданней голос, спросивший по-гречески:
– Ты Тезей? Я Андроник, ты меня, конечно, не помнишь, был совсем мал, когда нас увезли из Трезена. Я был в числе тех самых первых, которых забрали. Ты давно ушел из Трезена? – грек волновался, словно встретил кого-то близкого, кого не видел многие годы.
Так и было, пусть Тезей был слишком мал, чтобы помнить плач по первым забранным на Крит в качестве страшной дани, но он был из Трезена, а значит, почти родственник.
– Два года назад, мне только исполнилось шестнадцать.
Андроник обрадовался:
– Тогда ты должен знать! Астидамант… он из Трезена!
– Что Астидамант? – удивился Тезей.
– Он вернулся домой! Он сумел заработать золото и купил себе возможность вернуться.
Лицо Андроника постепенно теряло радостное выражение, видя, что Тезей не понимает, о чем и о ком идет речь, кузнец сник, как сорванная ветвь оливы на жарком солнце. Еще раз попытался объяснить:
– Астидамант был очень хорошим художником, он быстро сумел заработать золото и выкупить право возвращения домой. Он уплыл, когда критяне отправились за второй данью из четырнадцати человек. Разве Астидамант не вернулся?..
Тезей понял, что для Андроника будет самым страшным разочарованием узнать, что его друг не добрался до дома, а потому солгал:
– Знаешь, я ведь жил в царском дворце, может, просто не знаю о его возвращении.
Андроник сокрушенно кивнул:
– Не знаешь потому, что он не вернулся. Астидамант отправился бы сразу во дворец, чтобы предложить твоему деду свои умения, он мечтал расписать стены дворца в Трезене не хуже, чем это делал здесь, на Крите.
– Я не могу ничем тебя утешить. Возможно, его корабль попал в бурю и твой друг расписывает стены на другом острове? Хорошие художники везде нужны, – попытался пошутить Тезей.
Андроник кивнул:
– Да, нужны, даже во дворце Посейдона. Корабль не попал в шторм, он вернулся и привез новых трезенцев, а мне сказали, что Астидамант жалеет о своем возвращении, потому что нищ.
Он не стал ничего говорить больше, тревожно огляделся и, попрощавшись кивком головы, поспешил прочь. Но сделав несколько шагов, вдруг остановился и поинтересовался:
– А Ликий из Афин, он кузнец, тоже не вернулся? Он должен был приплыть на том корабле, который привез сюда вас.
– Нет, – покачал головой Тезей, у которого уже росло тревожное чувство опасности.
– Забудь о моих вопросах, забудь! Возможно, я перепутал и они вовсе не собирались возвращаться в нищий Трезен или в Афины!
Андроник почти бегом бросился по улице. Тезей смотрел ему вслед, отчетливо сознавая, что видит в последний раз.
Значит, были те, кто, выкупив себя, как Калликрат, не оставались на Крите или Тире, а отправлялись домой, чтобы научить и свою родину тому, чему сами научились за время рабства? Но что случилось с Астидамантом? Тезею не нужно объяснять, он хорошо понимал, что вокруг Крита слишком мало островов, вернее, их нет совсем, ближайший Тира, а человек со связанными руками долго на воде не продержится.
Означало ли это его собственную гибель после победы (в ней юноша не сомневался) над Минотавром? Почему все хмыкают, когда он твердит о бое с чудовищем? Минотавр слишком велик или он не просто человекобык, а нечто похуже? Что может быть хуже?
Бог Крита – Бык, значит, Минотавр его сын? Сын бога, которого родила земная женщина? Но он и сам такой, недаром дед все время твердил, что Тезей сын Посейдона.
Ну что ж, два сына двух богов померяются силами. Тезей в своих уверен. Наверное, Минотавр тоже.
Тезей как мог, убеждал сам себя, что Тирена не зря предсказала ему долгую жизнь и победу над многими обстоятельствами. Конечно, побед он уже одержал немало, но не считать же долгими восемнадцать лет? К тому же Тирена говорила о долгой предстоящей жизни, это обнадеживало куда сильней.
Царь Минос с семьей вернулся из дальнего плавания.
Люди везде любят глазеть на тех, у кого в руках власть, а уж на царские процессии особенно. Это действительно красиво – когда от самой царской гавани в Амнисе до Кносского дворца растягивается процессия, блещущая золотом и драгоценностями, благоухающая всеми возможными благовониями и сверкающая, как солнечные блики на воде.
– Пойдем, посмотрим, – позвал Тезея Икар.
Они глазели вместе со всеми. Тезея поразил не царь с его золотым великолепием, а девушка, державшаяся так, словно она царица. Очень красивая, черноглазая и черноволосая, она выглядела настоящей критянкой. Талия, которую можно обхватить пальцами, крупная, открытая, как у всех критянок, грудь, великолепная осанка, почти надменная посадка красивой головки…
– Кто это?
Калликрат усмехнулся:
– У тебя верный глаз. Это самая красивая девушка Крита и самая желанная невеста – дочь царя Миноса Ариадна.
Для Тезея не существовал остальной Крит, он видел только Ариадну. Влюбился? Если и так, то вида старался не подать, а ее саму из головы выбросить.
Как можно рассчитывать на взаимность этой красавицы, тем более если намерен убить ее любимого братца-урода.
– Калликрат, как Ариадна может любить Минотавра?
– Не думаю, что она его любит как мужчину, просто как брата, ведь он рос на глазах. Наверное, сначала жалела несчастного бычка, которого заперли в подземелье, потом привыкла.
Калликрат даже не представлял, насколько близок к истине.
– Ладно, друг, выброси из головы эту девушку, она не просто царская дочь, она будущая царица Крита и предназначена вон тому человеку – Тавру. Тавр – брат нынешней царицы Идии и самый богатый человек царства.
Да, вздохнул Тезей, каждому свое. Тавру вот эта красавица и это царство, а ему нужно поскорей убить Минотавра и вернуться в Афины, пока в его отсутствие Паллантиды не прибрали к рукам царство Эгея.
– А вот эта – вторая дочь Миноса Федра. Совсем девчонка и не похожа на царскую дочь.