The Fate

Лебедева Виктория

– Еще чего! – воскликнул Сталин, – Никуда ты не поедешь, ты мне здесь необходим, и, ради Бога, Клим, перестань волноваться. Я все взвесил. Доносы приходят, неустанно строчат. Тебе тоже?

– Ха. Еще бы. Слышал, подо Львовом все удачно. Дальше Кишинев, Румыния, в сентябре Восточная Пруссия. Так что ты хотел сказать мне? – Клим поднял уставшие, но преданные глаза на своего товарища, тот смотрел сверху вниз на него в ответ полными любви глазами, чуть с прищуром, но молчал.

Многозначительно

Сталин сел обратно в кресло и откинулся на спинку. Пока он продолжал молчать, Алекс уже достаточно изучил повадки, скачал тембр и эмоциональность Ворошилова и воспользовавшись минутой молчания, пока Сталин, отвернувшись, молча сверлил стену, резко и решительно, со спины, залетел в Клима.

И тут случилось то, чего не ожидал даже Алекс – Ворошилов вдруг оцепенел, вытаращил глаза, будто и корпусом неестественно выгнулся вперед, будто его позвоночник сломали и выгнули дугой вперед. Синхронизация Алекса с Ворошиловым прошла с большими осложнениями. Тот факт, что Алекс сохранил в себе личность Вейгера, оказался осложняющим фактором.

Ворошилов почувствовал все – он пропустил через себя в одну секунду и энергию космической материи, и не уложившиеся толком данные Александра Вейгера. Именно – ни с чего вдруг, его озарила пронзительная горячая боль во всем теле, он не мог ни вдохнуть воздух, ни выдохнуть – все внутри сжалось, свернулось в ком, внутренние органы будто месили половником как какие-то советские щи. Все внутри него перетряхалось, и действительно – при таких обстоятельствах даже самое крепкое физически человеческое тело не может не испытывать недомоганий. Ворошилов же не был даже космонавтом, поэтому соответствующей подготовки к такому эксперименту по обмену энергиями он, конечно, готов не был. Чудовищная боль во всем теле и отсутствие возможности вдыхать кислород – это не самое неприятное, что в момент синхронизации с Алексом испытал Ворошилов.

В его разуме сейчас происходила схватка с безумием. Алекс пробивался сразу во все базы данных, стараясь поскорее втиснуть в и без того забитую человеческую голову, пусть и глобального ума, все данные Вселенной. От этого напряжения разум Ворошилова, можно сказать, задымился и перегорел – он услышал в одну секунду все голоса, увидел всю Галактиду, открыл все открытия, которых никто не знал – и… конечно, его «замкнуло».

Сталин все еще смотрел в стену с многозначительным видом, когда упавший на пол изогнутый Клим вдруг захрипел. Иосиф опешил, обернулся и бросился на помощь другу:

– Клим! Ради Бога, Клим, что с тобой? – он схватил и силой усадил Ворошилова спиной к стене, взял его лицо в свои ладони и попытался поймать его взгляд. Ворошилов смотрел прямо перед собой, вытаращив глаза, испытывая шок и неестественно изгибался в разные стороны, дергаясь как эпилептик.

Так Сталин и подумал: «Приступ эпилепсии!» Он вскочил на ноги, заметался по комнате в поисках чего-то, чем можно будет придержать язык товарища, чтобы тот не завалился в случае, если это действительно приступ. Но Клим вдруг успокоился и перестал двигаться. Его дыхание восстановилось, тело успокоилось, глаза закрылись.

– Это еще что? – Сталин недоуменно стоял посреди комнаты с десертной маленькой ложкой в руках и пристально всматривался, дышит ли его друг, или случилось страшное.

Алекс открыл впервые глаза в теле Климента Ворошилова, посмотрел перед собой, осмотрел комнату, поднял свои ладони, перевернул и осмотрел их.

– Эй. Володин, ты вообще как? Что с тобой произошло? – нахмурив брови, Сталин сел на пол рядом с Алексом и как бы боясь притронуться, все же взял его за руку.

– Коба, я был где-то не в себе.

– Видел, у тебя кровь носом пошла. Тебе точно пора отдохнуть. Перегружаю я тебя. Избавь, пожалуйста, впредь от такого зрелища. Я подумал, что ты на тот свет уже отправился, – на этих словах Сталин ухмыльнулся и обнял Клима.

Клим (Алекс) обнял в ответ Сталина и, почувствовав, услышал все его мысли и тепло, исходящее от него, пронзило его и вызвало нечто совершенно невероятное – слезы на глазах Алекса-Клима. Он услышал, как одно существо может бояться потерять второе, почувствовал весь испуг и всю любовь, которые эти существа питали друг к другу. Алекс не мог это объяснить – но это был самодостаточный живой процесс – не программа, не система, – вне этого. Это что-то, что придумали и возвели в особую энергию сами люди. Человечество придумало мощную силу давления на самих же себя – это точно оружие. Оно делает тебя уязвимым, а значит, это – оружие. Эта новая возможность – момент чувства на себе любви, ранее не понятной Алексу – была невероятной. Он слышал, как работает весь механизм тела Климента, и как он отзывается на эмоции и мысли Сталина, которые теперь он мог слышать. Это стало для Алекса удивительным открытием. Как человек, он мог чувствовать (даже как пара человек) – все эмоции слились в один состав, и оказались достаточно сильными, чтобы космическая материя могла их осознать и почувствовать по-настоящему. Алекс записал все, что смог почувствовать – весь этот отрывок своего эксперимента, начиная с момента растворения в материи Вейгера, заканчивая моментом объятий со Сталиным, и отправил по внутреннему постоянному каналу Алистеру, чтобы тот это зал и был готовым к тому, что и он может начать странно себя вести, совсем как человек, незаметно для себя.

Конец ознакомительного фрагмента.