The Мечты. Весна по соседству
Шрифт:
Зашибись – было все. Вечер вел популярный стендапер из шоу, которое он никогда не смотрел, но его предложило ивент-агентство, которое не ошибается. На сцене выступала Ромкина любимая группа, исполняя собственные песни и каверы западных хитов. Толпа вокруг веселилась. Роман тягал Женю за руку по всей территории клуба – среди шезлонгов, столиков, на танцплощадку, под сцену и на каждую вспышку фотоаппарата отвечал улыбкой, на каждое слово – рукопожатием. Принимал поздравления, улыбался, балагурил и ненавидел их всех.
А потом взглядывал Женьке в глаза
– Тебе нравится?
Женя растерянно ловила его взгляд и отделывалась быстрым кивком.
Результатом двух дней, проведенных в одиночестве в его квартире, стала ее уверенность, что он все еще сердится на нее за попытку уйти. Других причин она не находила. И не имея сил чем-либо отвлечься, ждала минуту, когда хлопнет входная дверь, чтобы выйти к нему навстречу. Чтобы он не подумал, что она все же выполнила задуманное.
О том, почему она не ушла, он выстроил целую теорию, находя тому все больше подтверждений. Вовремя разыгранная ссора – куда эффективнее ежедневной головомойки на тему бывшей жены. Ярчайшим доказательством этого стал резкий Женин переход из холода покладистости и всепонимания в жар ревности и обиды.
Женя показала характер. Он – как последний лошара повелся. А завтра она будет гулять направо и налево, но и дальше жить в шоколаде. Потому что от нее он что угодно примет. Уже сейчас принимает, постоянно сомневаясь в собственной же теории и пытаясь дать себе остынуть.
В нем говорил прагматик, рационалист, аналитик, чей ум сделал его тем, кем он стал. А человек, который все эти месяцы жил с Женей, орал совершенно другое: не может такого быть! Не может! Просто присмотрись – и ты поймешь. И Моджеевский уже не различал, во что он верит больше.
Потому кивал в ответ и тащил Женьку дальше до следующего тела, которое считало своим долгом поприветствовать его обязательным сегодня фамильярным «Сорок пять, Рома – ягодка опять».
– Не замерзла? Будешь шампанское или что покрепче? – снова спрашивал Моджеевский, продолжая приглядываться к Жене и в каждом жесте искать ответ на свой вопрос. Не заданный, а тот, что крутился внутри него, не останавливаясь.
– Все в порядке? – невпопад спросила она после очередного сумасшедшего забега по залу.
– Конечно! Разве может быть у меня иначе?
– Не знаю, - Женя заставила и себя улыбнуться. – Ты… ты странный.
– Глупости! Просто вечер такой. Пойдем потанцуем? Или ты ещё недостаточно пьяная?
– Ты не предупреждал, что сегодня надо напиваться.
– Никогда не видел тебя пьяной. Интересно.
– Мне кажется, сейчас не самое подходящее место и время.
– Жаль, - усмехнулся он, а потом на глаза ему попался Богдан и, выкрикнув его имя, Роман потопал в направлении сына, не в силах справиться со странным чувством, что тонет в Жениной чуткости. Нет, она всегда очень хорошо улавливала его настроение. Но сегодня, сейчас – его долбило дикое, иррациональное ощущение, что он обижает ее незаслуженно. Ничего себе незаслуженно! Нет, если заглянуть в ее невинные глаза, то еще не то померещится. Вот где она научилась так смотреть?!
Женя – женщина, которая устроила душевный стриптиз постороннему мужику в то время, как спала в его кровати. А он до сих пор не мог понять, сумеет ли простить это. По всему выходило, что если не простит, то и жить с ней не вариант, а это значит, что придется расстаться, а к такому он совсем не готов. Он, мать ее, жениться на ней собирается! Но и простить – как? Ее измена была лишь делом времени, а потом ему станет еще больнее, когда они все равно придут к такому итогу. Потому что Женя его не любит.
– Танюха не почтила нас своим присутствием? – поинтересовался отец у Богдана, стоявшего возле дочери владельца крупнейшего банка страны. Та глупо улыбалась и пила свое шампанское под зорким присмотром охраны. Ей было всего шестнадцать, и она Моджеевскому-младшему, конечно, подходила.
– Мать не пустила, - сообщил сын. – Меня тоже пыталась.
Роман нахмурился, потянулся к пробегавшему мимо официанту с чем-то крепким, перехватил бокал и выпил, не чувствуя вкуса.
– Ну передавай им привет. Обеим. Ты же смог прийти.
– Ты ж мою комнату не перестроил, если мать выгонит? – рассмеялся Богдан.
– Жека, мы не перестроили? – повернулся он к Жене, сжав ее пальцы. Ну давай, выдай себя хоть взглядом. Черта с два тебе нужны мои проблемы и проблемы моих детей!
– Только если ты сам захочешь там что-то переделать, - ответила она Богдану с улыбкой.
Моджеевский удовлетворенно кивнул и снова глянул на Бодьку:
– Мой дом – твой дом, - а потом что-то над их головами – на сцене – заиграло, на что Роман отвлекся, улыбнулся и заявил Жене: - О! Моя любимая! Когда вынесут торт, я буду абсолютно счастлив. Ты, кстати, не знаешь? В этом году из него бабы выпрыгивать будут?
– Не знаю, Рома… - вскинув брови, проговорила она.
– А... ну да... ты же не видела это безобразие в прошлом... – мерзко хохотнул он, сделал еще глоток и срывающимся голосом заговорил: – Мы же тогда не были вместе... надеюсь они учли... что мы вместе.
А потом замер, продолжая смотреть на Женю и понимая – надо извиниться. Дрянь сказал. Не имел права.
Впрочем, извиниться ему не дали. Через мгновение у него в ухе зазвучал голос Арсена Борисыча:
– Роман Романович, можно вас ненадолго увести?
Моджеевский глянул на начальника службы охраны и сглотнул. Борисыч выглядел совершенно непроницаемо, отчего по пояснице запрыгали ледяные иголки.
– Срочное?
– Да. По вашему вопросу новая информация появилась.
– Жень, слыхала? – Роман повернулся к Женьке. – Я отойду, побудешь с Бодей?
– Иди, конечно, - она уже даже не пыталась скрывать, что улыбается через силу. – Иди.
Роман тоже улыбнулся ей – и тоже вымученно. И отпустил ее руку. А когда шел прочь, с каждым шагом все сильнее ощущал пронизывающий холод этого вечера, хотя ночи были еще совсем не холодными.