The Мечты
Шрифт:
«Мой начальник! Каждый божий день на работе. Даже в выходные. Других интересов не существует. Хочешь фоторепортаж из Лазурной гавани? Я решил туда рвануть, может, найду что-нибудь интересное».
«Тысячу лет не была там. А в детстве часто ездили с родителями».
«Как раз посмотришь, что изменилось! Только на форум посредством телефона выходить неудобно. Там интерфейс совсем не адаптирован под моб. версию. Может, спишемся в соцсетях? Или в каком-то мессенджере?»
Тут Женя вынужденно вернулась в реальность. Соцсеть и тем более мессенджеры
Отдавая предпочтение реальным знакомствам, она не могла не признать, что с большим интересом общается с Art.Heritage, чем с клиентами Флоренции. Но с присущей Женьке трезвой оценкой происходящего она также понимала, что между отдельными эпизодами в жизни, заключающимися в нескольких встречах и возвращениях домой под утро, и теперешними свиданиями нет совсем ничего общего. Вернее, именно свиданиями это и не становилось. Потому что Жене Малич хотелось романтики и влюбленности. Всего того, чего так не хватило во времена первой молодости, когда ее жизнь состояла из института, подработки, Юльки, требующей заботы и внимания, сбивающегося с ног отца и несколько лет тяжело болеющей мамы, однажды все же уставшей бороться.
Развешивая на собственном балконе собственное белье, она вспомнила о покрывшейся пылью наполовину фейковой страничке в популярной соцсети, заведенной когда-то давно, также давно заброшенной за ненадобностью и сейчас оказывающейся как нельзя кстати. И задумчивый взор ее обращался к отблескивающим синевой окнам высотки – как символу современных технологий в ее устоявшемся мироустройстве.
А для кого-то современные технологии и есть – устоявшееся мироустройство. И вид бабы, развешивающей лифчики на балконе соседнего домишки, никак не мог быть его частью, но именно эту картину вынужден был наблюдать Роман Романович Моджеевский, выкуривая свою утреннюю (да, для некоторых еще только утро) сигарету и делая очередной глоток ядреного до слез эспрессо без сахара, которым любой другой давно бы заработал панкреатит. Но именно такой он и любил. Еще любил своего пса, сына с дочкой и работу. Работу – особенно. И не любил то, что его работе мешало, а этот чертов старый дом – мешал. Как заноза в заднице, ей-богу!
Три года назад, когда он только осваивал землю под застройку «Золотого берега» и получал все мыслимые и немыслимые разрешения, именно эту хибару местные власти снести не дали – историческое здание, сказали ему, памятник архитектуры.
А толку от этого памятника, если его ни власти не желали содержать в надлежащем достопримечательности виде, ни, собственно, жильцы, в нем обитавшие? Стояла обшарпанная избушка с замысловатыми ротондами, балюстрадами и обсыпающейся лепниной в стиле рококо вдоль дороги – ни сдвинуть, ни обойти. А его, ни дать, ни взять, высотный замок, потерял возможность возведения еще одной секции.
Особняк этот, разжевывали ему, чтобы аргументировать вежливый отказ, когда он решил задействовать «крайние резервы» во власти, был построен еще в середине девятнадцатого века и принадлежал самому богатому промышленнику Солнечногорска, тогда называвшемуся как-то по-другому, по-старорежимному, вроде Екатеринограда или Петрослава. Собственно, отношение к городку означенные особы имели никак не большее, чем те же горы, которых в Солнечногорске в помине не было, и чтобы их увидать, надо проехать еще сто шестьдесят километров по побережью на юго-запад, но на такие подвиги Роман Моджеевский давно уже не отваживался – в основном, по причине нехватки времени и собственной лени. А ведь бывали же времена… он, Нина, мелкие…
Роман тяжело вздохнул и, глядя на все еще суетившуюся женщину на балконе, усмехнулся себе под нос. Из глубокой белой миски было вынуто нечто розово-голубое и слишком яркое для этого хмурого мартовского дня и этого убогого строения. Наверное, кружевное.
– Надо что-то делать, - буркнул себе под нос Моджеевский и поежился. За спиной собачьи лапы принялись царапать балконную дверь – Ринго вламывался к хозяину.
Роман проводил глазами женщину, ускользнувшую обратно в квартиру, и решил и сам заходить. Кофе уже не спасал – было холодно.
– С тобой мы сегодня уже гуляли! – рявкнул он Ринго и прошел внутрь, чтобы наткнуться на собственного наследника семнадцати лет отроду, в это самое время бросившего на пол рюкзак и стаскивавшего ботинки, под негромкое ворчание домработницы, превредной особы, переживавшей исключительно о стерильности светло-серого напольного покрытия.
– Пройдешь КПП, помоешь руки – прошу завтракать, - рассмеялся Роман Романович, наблюдая за сыном.
– Обедать скоро пора, - фыркнул сын, обходя домработницу и скрываясь где-то в глубине квартиры, откуда вдруг раздался громкий крик: - А чем кормят?
– Чем кормят, Лена Михална? – уточнил Роман у истинной владычицы собственной берлоги в несколько сотен квадратных метров. Во всяком случае, она здесь проводила времени куда больше, чем он сам, изредка отсыпавшийся дома один-единственный день в неделю – в воскресенье.
– Полезным, - недовольно проворчала она. – Вы с прошлой недели изволили диету сменить и исключить животные жиры.
– Я? – ужаснулся Моджеевский.
– Вы. Потому, морковный фреш вам в помощь, сегодня ставим на Боде эксперимент.
– Так! Сворачиваем диету, готовим котлету!
– Вот и последствия, стихами заговорили. Тыквенную или баклажанную? – насмешливо поинтересовалась Лена Михална.
– Говяжью или какую там… Вы хотите, чтоб от меня единственный сын удрал?
– Хочу, чтобы последствия вашего развода немного рассосались, - хитровато улыбнулась домработница и, не дожидаясь взрыва, скрылась с глаз. А Роман, что-то нечленораздельно пробурчав, направился на поиски Богдана.
– Будет – вкусно! – решил он все-таки ответить задавшему вопрос ребенку. – Я только кофе пил еще. Но могу повторить.
– А ты чего это дома? – из вежливости поинтересовалось чадо, в то время как сам уже полностью был в телефоне.
– Законный выходной. Я решил попробовать… отдыхать. А вот почему ты примчался, ожидая, что я работаю, вопрос задачи.
Справедливости ради, Богдан и правда последнее время навещал его регулярно, в любой день недели, но при этом они удивительным образом мало пересекались. Либо Роман Романович находил его рюкзак посреди коридора, либо видел мельком, едва успевая здороваться. Это настораживало – все же бегал сюда Бодька с другого конца города. Машины у него пока не было – мал еще, а против шофера и автомобиля для семейных нужд, которого предлагал предоставить Роман, возражала Нина. Словом, на визиты к родному отцу это не походило, а какого черта он сюда носится, Моджеевский мог только гадать.