Tierra de Esperanza
Шрифт:
Несмотря на то, что старик ко мне относился более-менее дружелюбно, страх перед ним заставлял меня неуклонно исполнять условия договора. Было в нем, что-то такое, что заставляло содрогаться мое нутро. Особенно его пустые, бесцветные глаза, которые быстро наливались кровью, когда майору, что-то не нравилось. Это был взгляд человека привыкшего убивать. В такие моменты вокруг него прямо физически разливалась волна ненависти, гнева и опасности. В интернете я нашел одноглазого земляка нашего постояльца. В свое время этот тип занимал не последнее место в нацбатах, а после войны был объявлен Россией в розыск за военные преступления. Судя по имеющейся информации, следы «Одноглазого» терялись где-то в Латинской Америке, поэтому с трудом верилось в его появление в нашем заштатном городке. Однако, боясь впасть в немилость к постояльцу, я
Надо сказать, что в нашем городке жили в основном испанцы и несколько русских семей, а вот в соседнем Кадисе была большая диаспора выходцев с окраины. Со слов отца, да и других взрослых, знаю, что в начале двадцать второго года, когда с территорий, охваченных войной, в Европу потянулись беженцы, они стали прибывать в Кадис целыми семьями. Им давали убежище, выделяли пособия и размещали в муниципальном жилье. Но эта первая волна переселенцев еще не была тем пресловутым «девятым валом», который захлестнул Европу позже, когда Россия покончила с братоубийственной войной. После завершения боевых действий в Испанию хлынул поток ветеранов конфликта, которые везли с собой агрессию и злость поражения, а многие из них умудрялись провозить оружие. Преступность в Кадисе сильно выросла после их переселения, нередко стали слышны выстрелы. Вечерами было страшно выйти на улицу, причем не только в районах, где селились беженцы, но и в более-менее благополучных дистритах. Но к тому времени, когда у нас поселился майор, с волной неблагополучных поселенцев уже справились местные полицейские. Кто-то ушел в места не столь отдаленные, кого-то выловили из вод Атлантики, а другие, со временем, смирили свой нрав и перестали представлять опасность для добропорядочных испанцев.
Одноглазый «приятель» майора иногда приходил ко мне по ночам. Он гонялся за майором по нашему маленькому городку, расстреливал в упор из автомата и громко ругался на непонятном языке. От кошмаров я просыпался среди ночи и долго потом не мог успокоиться. Особенно это часто случалось в ненастье, когда ветер завывал в вентиляционных колодцах, а волны с грохотом обрушивались на набережную, стараясь раскатать ее по камушкам. Но успокаивалась погода, выкатывалось наше жаркое солнце, и мои ночные страхи уходили вместе с темнотой. Я понимал, что одноглазый для меня лично не может представлять никакой опасности, что он может быть проблемой только для нашего постояльца.
Бывший военный своими пьяными выходками, грязной руганью и агрессией сильно досаждал не только нам, но и нашим гостям. Его поведение несколько раз становилось предметом разбирательств с полицейскими. Однако, майор как-то быстро свел близкое знакомство с шефом Guardia Civil, и все дебоши сходили ему с рук. Подозреваю, что этому сильно способствовал его потрепанный бумажник, в котором не переводились крупные купюры.
А вот «Большому слону» его выходки привлекательности не добавляли. У старика все чаще стали проявляться замашки диктатора, он в подпитии требовал присоединяться к себе других гостей бара, стучал кулаком протеза по столу и требовал, чтобы все пели вместе с ним его непонятные песни. Наши клиенты, в основном, народ спокойный и мирный, обычно не могли противопоставить ничего пьяным выходкам беспокойного ветерана, даже не пытались его образумить. Я очень хорошо их понимаю. Когда старик накачивался виски, а глаза у него наливались кровью, майору все становилось «параллельно». Он громко кричал, размахивал кулаками, мог схватить за шиворот того, кто, как ему казалось, был с ним не совсем почтителен. В такие минуты народ в баре затихал и слышно было только ветерана с его неуемным нравом, громкими выкриками и бессменным куплетом «Калины красной».
Майор требовал внимания и к своим рассказам о фронтовых реалиях. А о войне он мог рассказывать бесконечно. В кровавых подробностях. Смакуя расстрелы пленных и издевательства над мирными «сепарами». Трудно сказать, что было страшнее: его буйства или рассказы о «боевых подвигах». Было дико слышать о малолетних девчонках, которых «пускали по кругу», о стариках, прятавшихся в подвалах полуразрушенных домов, куда так называемые «защитники» запросто могли закинуть гранату, о неведомых подземельях Мариуполя, где расстреливали своих же бойцов за то, что те пытались сдаться в плен. Но, реалистичные подробности, присутствовавшие в откровениях майора, и которые он смаковал с каким-то садистским наслаждением, свидетельствовали, что мерзавец говорит правду про свои «подвиги», про то, что творили эти вояки и прочий сброд, назвавший себя профессиональными наемниками.
Глава 2
Родители стали поговаривать, что нас ждет банкротство, что посетителей в баре с каждым месяцем все меньше, отель стоит полупустой, прибыль стремится к отрицательным значениям. К тому же и майор перестал оплачивать свои завтраки и проживание в отеле. На вопросы о деньгах, старый нацист только угрожающе пыхтел и выдавливал из себя бессвязные слова о нашей скупости и назойливости. Как я уже говорил, отец мой не был героем, он тушевался при таких нападках и отходил в сторонку. А мне снова снился одноглазый «подельник» майора, который в моих снах расстреливал не только нашего постояльца, но и нас заодно.
Хотя, анализируя свою работу в баре по вечерам, я приходил к выводу, что количество клиентов не уменьшается, а, пожалуй, даже понемногу растет. Думаю это было связано именно с живыми и красочными, в своих ужасающих деталях, рассказами майора о фронтовых буднях. Наши клиенты до появления нациста жили в своем мирке. Все страшные бойни и другие катаклизмы происходили где-то далеко и воспринимались просто как картинка, как то, чего у нас не бывает. Да, телевизор и интернет дают возможность знать, что происходит в мире, но живые впечатления участника страшных событий – это совершенно другое. И завсегдатаев бара каждый вечер тянуло снова «хапнуть адреналина», тем более, что майор очень редко повторялся. Каждый вечер, когда он доходил до определенной кондиции, ветеран делился какими-то новыми подробностями из своей жизни. При этом, будучи трезвым, майор никогда ни с кем не заговаривал первым. А если кто-то обращался к нему, старый наци отмалчивался и старался скрыться в своем номере.
Однако, среди посетителей бара «Большой слон» не все впадали в ступор от агрессии майора. Среди наших гостей был выходец из России, бывший оперативник СОБРа Николай Липский. Этот сильный, резкого нрава пенсионер МВД из Кадиса иногда заезжал в Эль Пуэрто к своим постоянным клиентам и партнерам. Липский оказывал различные юридические услуги и держал свою охранную организацию. С ним всегда можно было посоветоваться по делам, связанным с уголовным производством, охранными сигнализациями и физической охраной. Он давал консультации нашим коммерсантам, нередко оказывал помощь в серьезных проблемах с уголовным законодательством. Липский пару раз консультировал моего отца, а точнее сказать, серьезно помог, когда отца пытались обложить данью заезжие криминальные авторитеты. Бывший оперативник обладал недюжинной силой, был крепким физически, отлично стрелял из разного вида оружия, прошел хорошую школу рукопашного боя. В Испанию он попал, как любил посмеяться сам, совершенно случайно. Поехал в отпуск, влюбился в эту страну и остался нелегалом. Со временем осел в Кадисе, легализовался, женился на местной девушке с русскими корнями. Короче говоря, нашел здесь все, чего не хватало дома.
Липский в наш бар заходил пообщаться со своими клиентами. Ему нравилась наша домашняя обстановка, хорошая русско-испанская кухня, выдержанные легкие вина, которые отец привозил из винодельческих районов Галисии, Наварры, Кастилии и Леона. Почему-то отец отдавал предпочтение северным виноградникам. Только портвейн привозил из Португалии, для чего ездил в Порту, предпочитая те, что созревают в бочках, такие как Tawny porto и Branco. Я так понимаю, что вина можно было покупать и поближе, но для отца важнее были сами поездки, ему нравились любые путешествия.
В один из вечеров Липский со своим партнером зашел к нам в бар, чтобы обсудить дела. Присев недалеко от стойки, они завели неторопливую беседу. В это время майор – этот старый мерзавец, уже успел накачаться вискарем и его потянуло на свою любимую и единственную музыкальную композицию. Как я уже говорил, сдерживать эмоции ветеран не умел. Своим противным и скрипучим голосом майор во всю глотку взвыл «Красную калину», все присутствующие, виновато переглядываясь, примолкли. Набирая в легкие воздух между строками, майор в полной тишине услышал баритон Липкого, который, как ни в чем не бывало продолжал общение со своим клиентом.