Тигр из Шангри Ла
Шрифт:
Вскоре после отлета Гендерсоыа один из патрулей доложил Шюту: примерно в двадцати километрах от Наке, на небольшом, укрытом среди лесистых гор плато замечена группа из четырех лаосцев. Там, наверху, было большое маковое поле, с которого крестьяне собрали урожай Несколько часов назад эти люди двинулись в южном направлении. Они несут с собой груз, вероятно опиум-сырец, тот самый густой коричневый сок, который так высоко ценится на рынке наркотиков.
— В южном направлении? — переспросил Шют.
— Так точно, сэр.
— Эти люди, вероятно, из Наке!
— Вероятно, так, сэр.
После короткого раздумья Шют распорядился, чтобы патруль продолжал преследовать лаосцев. Сам же поспешил
Через два часа после захода солнца Дэвид Дункан был уже на месте Маленький человек с кинокамерой не задавал лишних вопросов. Ему объявили, что он находится в лагере войск особого назначения, имеющих задание блокировать коммуникации Вьетконга, и что завтра он сможет заснять, как будет захвачена колонна носильщиков. Дункан нюхом почувствовал выгодное дельце. Материалов об операции войск особого назначения было не так уж много: то, что они делали, они старались делать без свидетелей. Дункан не возражал и против условия, чтобы лента, которую он отснимет, не публиковалась до тех пор, пока он не получит на то разрешения Шюта. А про себя подумал — через пару недель никто не будет знать, где я. Даже если я и покажу этот фильм до условленного срока, у Шюта не будет никаких юридических оснований возбуждать против меня дело.
— О'кей, — сказал он, — согласен. Я отсниму ленту, а вы сообщите мне, когда ее можно будет показать. Связаться со мной вы сможете через Кхесань или через людей из "паблик рилейшнс" [Отдел по связям с общественностью при штабе командования американских оккупационных войск в Южном Вьетнаме (Примеч. пер.)] в Сайгоне. Дэвида Дункана знает каждый. Лишь об одном я хочу условиться с вами, полковник. Если вы задержите этих людей, то не спешите. Помните, пожалуйста, что камерой я работаю не так быстро, как вы вашей винтовкой.
— Я позабочусь о том, чтобы вы смогли все заснять спокойно, — пообещал Шют.
И он сдержал свое слово. После того, как Дункан хорошо выспался и разведчики доложили, что четверо лаосцев наутро продолжили свой путь в направлении Наке, Шют с репортером вышли из лагеря. С патрулем они встретились примерно в шести километрах севернее сожженной деревни, в месте, которое уже было подготовлено для засады. То была ложбина, окруженная густым лесом.
Через полчаса здесь в самом деле показались четверо лаосцев. Они попарно несли на шестах завернутую в куски ткани поклажу. Люди были в хорошем настроении — они подходили к родной деревне, где не были уже несколько недель. Возделывать мак далеко от селений стали еще во времена, когда здесь правили французы. Колониальные власти облагали производителей опиума большими налогами, и, чтобы их избежать, люди возделывали мак в труднодоступных местах, куда не добирались французские чиновники.
Сейчас четыре крестьянина подходили к дому. Там они поделят свой груз и отдохнут после дальней дороги Старый ион размышлял, сколько денег сможет он послать своему сыну в Бангкок, чтобы тот мог продолжать свое образование.
Все четверо остановились как вкопанные, когда их внезапно окружили солдаты.
— Взгляните на старика, полковник, — воскликнул Дункан. — Это как раз тот тип, что мне нужен. Великолепный старик!
— Вьетконг! — закричали солдаты крестьянам.
Те стали протестовать, попытались объяснить, кто они на самом деле. Но солдаты не слушали их. Они вообще не понимали, что говорят эти четверо. Лишь только, когда подошел Шют со своим переводчиком, лаосцы смогли объясниться.
— Мы же в Лаосе, господин, — сказал старый Ион. — А вы вьетнамцы и американцы, и нам до вас нет никакого дела.
Но Шют
— Вы снабжаете Вьетконг. Где ваш лагерь?
— Господин офицер, у нас нет никакого лагеря, мы никого не снабжаем. Мы крестьяне из Наке.
— Расстрелять! — приказал Шют, и указал на самого молодого из четырех.
— Не спешите, — попросил Дункан, бегая вокруг с кинокамерой.
Солдаты отвели крестьянина к обочине дороги. Один из них приставил к его виску дуло автомата.
— Стой! — закричал Дункан. — Не так. Стань от него в нескольких шагах и что-нибудь спроси. Он должен тебе ответить. Дразни его, пока он не закричит, а затем уж стреляй.
Когда изрешеченный пулями крестьянин упал, Дункан удовлетворенно кивнул.
— Нет ли у вас чего-нибудь такого, чтобы получить дым? — обратился он к полковнику. — Чего-нибудь такого, что создает впечатление войны?
Шют ухмыльнулся. Он приказал одному из солдат бросить в кусты несколько фосфорных гранат. Когда они взорвались и повалил белый дым, Дункан сказал:
— Так хорошо. Теперь этих троих — впереди дыма!
Он работал как одержимый, и Шют терпеливо выполнял все его пожелания, даже последнего из лаосцев — старика расстрелял не сразу.
— Все было очень хорошо, — заверил его Дункан. — Вы с ним говорили, а он все время мотал головой. Он отрицал, что принадлежит к Вьетконгу. За это его и убили. Превосходная лента!
Шют приказал своим людям вскрыть тюки, которые несли с собой крестьяне, хотя заранее знал, что там. Дункан снял и опиум. Лишь когда он опустил камеру, Шют отдал распоряжение зарыть в лесу трупы лаосцев, а опиум захватить с собой в лагерь. Они с Дунканом пошли впереди.
Вечером Пит Гендерсон отвез репортера обратно, захватив и опиум. «Агентство» ["Агентство" или «компания» — Центральное разведывательное управление на жаргоне американских разведчиков (Примеч. пер.)], несомненно, найдет ему хорошее применение. То был отличный опиум-сырец, и обошелся он очень дешево.
И снова жизнь в лагере потекла монотонно. «Агентство»
не давало Шюту сигнал приступать к действиям и не перебрасывало ему дополнительные силы. Положение вокруг Кхесани оставалось неясным. Крепость все еще находилась в окружении. Хотя за последние дни артиллерийский огонь усилился, противник не предпринимал штурма. Ежедневно из крепости эвакуировали по воздуху сотни убитых и раненых. Доставка вертолетами людей, боеприпасов, перевязочных средств и продовольствия стоила больших потерь.
Шют считал, что разгадал намерения «агентства». Оно хотело выждать, когда Национальный фронт освобождения начнет атаку, и тогда в самый разгар наступления он ударит с тыла. Противник будет застигнут врасплох. Итак, надо было терпеливо ждать.
А пока он ходил на охоту так часто, как это позволяли дела. В окрестностях долины водились медведи и леопарды.
Когда Шют вечером сидел под эвкалиптами, что росли в изобилии на склонах, война казалась ему вполне сносной.
Шют наблюдал за солдатами, которые там, внизу, в долине, доставали из ящиков и складывали в землянку консервы. Он сочувственно улыбнулся. Этим низкорослым вьетнамским солдатам и невдомек, какими пешками являются они в большой игре. Они не задавали вопросов и беспрекословно выполняли приказы. С ними можно было ликвидировать вьетнамскую деревню или лаосскую — им было все равно. Даже если операция, в которой они принимали сейчас участие, и принесет большую победу, они все равно этого не поймут. Кому дано понимать, так это нам, думал Шют. Он упивался чувством превосходства человека, которому известны причины и внутренние связи процессов, остающиеся тайной для других. Он принадлежал к кругу избранных, был одним из тех немногих, кто хорошо понимал, что к чему.