Тигр, тигр, светло горящий !
Шрифт:
Анастасия вздохнула.
— Слишком уж это все реально. Цвета, запахи дождя и кофе, шум воды, мое дыхание. Хотя иногда хочется, чтобы все было так, как вы говорите ненатуральные страсти на плохой бумаге.
Джонс откинулся на спинку стула.
— Я с вами согласен. Мир сошел с ума и моя философия, с точки зрения психиатрии, лишь защитная реакция сто восьмидесятилетнего старикана.
— Вы хорошо сохранились для своего возраста, — кокетливо отметила девушка.
— Я пил из Грааля воду бессмертия, — вздохнул археолог, — теперь глубоко сожалею об этом. Я слишком старомоден для этого времени. Войны, нравы, жестокость не по мне.
— Но ведь и в ваше время все это было, — возразил Кирилл, усаживаясь за стол.
— Здравствуйте, Кирилл.
— Здравствуйте, доктор Джонс.
— Все это было, конечно. Но зло разбавлялось при
— И чем вы это объясняете? — спросила Анастасия.
— Как историк могу сказать, что подобное происходит перед гибелью цивилизации. Я не упоминаю культуру потому, что ее уже нет. Мы живем на Закате, в однообразном мире, в котором Солнце зашло, но еще кое-как освещает Землю, стерты различия и наступает ночь. Место культуры заняла цивилизация, то есть — сходство, унылообразие. Гибель культуры я уже видел. Теперь, дай Бог, увижу и гибель цивилизации.
— Интерес к проблемам морали со стороны историка для меня не совсем понятен. По-моему, история, как и любая наука, не оперирует такими понятиями: нравственность, добро, зло, вера, хотя и изучает человеческое общество. Мораль субъективна по своей сути — то, что нравственно для меня может быть безнравственным для вас.
— Например? — поинтересовался Джонс.
— Пожалуйста, — усмехнулся Кирилл и на память скрыто процитировал, Ну, возьмите викингов. Нравственные представления викингов диаметрально противоположны нашим! Диаметрально противоположны христианскому представлению о том, что хорошо, и что плохо. Христианин считает — «Не убий»! Викинг говорит: «Как не убий? Догони, располосуй мечом, вспори живот, — и это будет хорошо! „Не укради“ — как это не укради? У врага! Да надо забрать, не медля ни одной секунды! Ну, у соседа, конечно, нельзя, потому что сосед тоже с мечом и может убить. Но в принципе — напасть, сжечь, изнасиловать всех женщин, зарубить детей, всех ограбить — это прекрасно! За это ты будешь героем, и в Валгалле будешь вечно пировать…». Или более близкий мне пример — наверняка вы разделяете убеждение большинства людей, что частная жизнь кого-либо неприкосновенна и поэтому журналистские методы работы с вашей точки зрения безнравственны, ведь мы самым откровенным способом нарушаем принцип неприкосновенности и тайны личности.
— Кажется это называется гласностью, а я вовсе не против свободы слова. Но вы в чем-то и здесь правы.
— Итак, категории морали не входят переменными в математические уравнения, а атомная бомба взрывается в любых руках — чистых или кровавых. А уж история сотни раз доказывала, что в подавляющем числе случаев лишь абсолютно беспринципные люди остаются в ее анналах. Причем чем больше это ничтожество пролило крови, чем больше уничтожил человеческих жизней, тем с большей долей вероятностью к его имени прилепят прозвище «Великий».
Генри Джонс задумался, покачивая в своих руках фарфоровую чашечку и наблюдая за переливами в ней густой черной жидкости.
— Я не во всем с вами согласен, Кирилл. Вы правы в той части, где утверждали, что науки не учитывают, к сожалению, такой частности, как человеческий фактор. Насколько проще было бы нам жить, если б природные законы действовали только на благо человечества и абсолютно не могли действовать во вред, если бы работали атомные станции, но законы физики не позволяли взрываться бомбам, если бы космические корабли могли перевозить только людей и все нужное для их жизни в космосе, но не взлетали, если бы на них грузилась смерть. Такого нет. Но ведь и уравнения не складываются сами по себе, а оружие не растет на дереве. Их выуживают из мироздания люди, а уж люди понимают что есть зло и добро, и имеют совесть и убеждения. Не вы открыли тезис о безнравственности науки — им оправдывались и оправдываются многие ученые: «Я всего лишь интересуюсь физикой и не мое дело, что потом ядерные бомбы сбрасываются на людей, лазерами выжигают города, а туннельными двигателями разносят войну по всей Солнечной системе. Я всего лишь химик и не виноват, что газами травят людей и природу, а наркотиками развращают молодежь. Я всего лишь историк и в чем моя вина, если Аттила, Чингиз-хан и Гитлер становятся кумирами человечества.».
Джонс помолчал. Анастасия сидела, внимательно слушая разговор, не совсем понимая — зачем доктор Джонс «растекается мыслею по древу» перед самим Желтым Тигром. Она мысленно присовокупила к наукам, заклейменным стариком, еще и журналистику — точную науку о том, как быстрее и выгоднее продаться власть имущим.
— Даже более того, — продолжил археолог, — я прожил весь двадцатый век и могу уверенно сказать, что большинство тех ученых заключили сделки со своей совестью. Избежали этого немногие, занимающиеся чем-нибудь совсем безобидным — кузнечиками, например.
— Это естественно, — пожал плечами Кирилл, — наша эпоха это сплошные войны, революции, тирании и диктатуры. В таких условиях нельзя остаться в стороне, незапятнанным. Это непатриотично. Открытия ученых работают на благосостояние его народа и на мощь державы. Диктаторы приходят и уходят, а государство и нация остаются. Поэтому смешно обвинять яйцеголовых в том, что их изобретения используются во вред человечеству. С таким же успехом можно обвинить того питекантропа, который первым догадался крушить черепа саблезубым тиграм палкой с привязанным камнем, а заодно и черепа своих сородичей. Ближним его было плохо, но в целом цивилизация от этого выиграла. Агрессия, жажда власти и любознательность двигают нашу цивилизацию с тех времен и позволяет нам доминировать в природе.
— А как же разум? — спросила Анастасия.
— Что — разум? — не понял Кирилл, на ожидая включения в разговор своей бывшей жены.
— Я думала что разум позволяет человеку доминировать в природе.
— Разум это и есть — агрессия, доминирование, любознательность.
— А как же мораль? — подхватил Джонс, — Вы же не будете отрицать ее существование у хомо сапиенс?
— Хорошо, хорошо, — поднял руки Кирилл, — плюс еще мораль, хотя история учит нас тому, что здесь скорее подойдет знак минус. Но мы несколько отклонились от темы — что для вас историка есть во всем этом? Вы хотите изменить традицию, прервав описание войн и житья королей и занявшись исторической эволюцией совести человечества?
— После нескольких десятков лет чтения лекций и вдалбливания в студенческие головы в общем-то тривиальной и правильной мысли о том, что в истории главенствует Его Величество Факт, я довольно-таки неожиданно пришел к тому, что исторические факты суть следствие, а уж никак не причина произошедшего. Мы ищем объяснение уже произошедшему и было бы удивительно если мы его не нашли. Задним умом и дурак — мудрец. Но попробовал бы кто-нибудь на основе накопленного человечеством опыта предсказать, что будет завтра — у него ничего не вышло бы, хотя все утверждают, что в истории все повторяется. Несмотря на то, что я историк, настоящее меня интересует больше и, поняв что исторические факты не дадут мне понимания сегодняшнего дня, я перестал придавать им большое значение. Мы знаем хронологию Пунических войн, мы изучили походы Александра и нашли Ковчег заветов. Мы пережили российские революции, мировые войны и Консолидацию. Мы знаем экономические и политические причины всего этого. Но ведь люди, творившие это, не руководствовались подобными обоснованиями своих поступков. Если бы они были, на худой конец, всего лишь прагматиками, пусть глупыми, жадными, продажными, но — прагматиками, то теперешняя жизнь была бы иной, а человеческой крови проливалось бы гораздо меньше. Но люди следовали и следуют лишь своим желаниям и не ведают что творят. Я не считаю, что можно говорить о жестко детерминированном историческом процессе, как это утверждали Толстой, марксисты, Ханцер и новые левые. Меня интересуют люди минувших эпох — их мысли, психология, нравственность, убеждения как первооснова произошедшего. Какими людьми были Петр, Ганнибал, Тутанхамон? Плохими, хорошими, злыми, параноиками, атеистами? Это сложнее всего понять и узнать.
— Но нам, обывателям, что с того, каким человеком был тот и каким агнцем небесным был этот? — возразил Кирилл.
— Уважаемый, — улыбнулся Джонс, — я не знаю какой вам будет от этого прок. Ученый редко руководствуется подобными соображениями, по вашей же идее о безнравственности науки. Исследования для ученого самодостаточны. Но я все же вижу прок в них не только для себя. Надеюсь, что со временем смирясь все-таки с такой тривиальной мыслью — историю делают люди, а не непонятный исторический процесс, мы будем внимательнее присматриваться к тем, кто хочет управлять нами, оценивая их в том числе и по нравственным качествам. «И тогда мы доживем когда-нибудь до того времени, когда будут говорить: специалист он, конечно, знающий, но грязный тип, гнать его надо…», подколол Генри Кирилла ответной цитатой.