Тигр! Тигр! (Tiger! Tiger! / The Stars My Destination)
Шрифт:
Сокрушительная сила вырвала его из кресла. Его ускоренным чувствам казалось, что задняя стена рубки приближается со скоростью сомнамбулы. Он выбросил обе руки, ладонями вперед. Неотвратимая сила, толкающая его назад, развела руки в стороны и вжала его в стену, сперва мягко, потом все сильнее и сильнее, пока лицо, челюсть, грудь и тело не распластались на металле.
Нарастающее давление стало невыносимым. Фойл попытался нащупать языком выключатель во рту, однако сокрушительная сила, медленно раздавливающая его об стену, парализовала чугунное тело. Череда взрывов - так низко по звуковому диапазону, что они казались
Глава 7
Фойл очнулся в темноте. Он был замедлен. Полное истощение свидетельствовало: в бессознательном состоянии он находился под ускорением. Либо иссякла батарея, либо… Он по миллиметру продвинул руку к спине. Батарея исчезла. Ее кто-то удалил.
Фойл ощупывал себя дрожащими пальцами. Он лежал в постели, к ней его привязывали ремни. Вокруг него гудели вентиляторы и кондиционеры, пощелкивали и жужжали сервомеханизмы. Корабль находился в свободном падении.
Фойл отстегнул ремни, оттолкнулся локтями и взмыл в воздух. Он парил в темноте, тщетно надеясь нашарить выключатель или кнопку вызова. Его руки наткнулись на графин с рельефными буквами на стекле. Он прочитал их кончиками пальцев. В.О.Р.Г.А. Ворга.
Дверь каюты открылась. Из светлого помещения с роскошной обстановкой выплыла какая-то неясная фигура.
– На этот раз мы тебя подобрали, - услышал он голос Оливии Престейн.
– Оливия?
– Да.
– Значит, это правда?
– Да, Гулли.
Фойл заплакал.
– Ты очень слаб, - прошептала она.
– Ложись. Она выплыла с ним в соседнее помещение и уложила его в шезлонг, пристегнув ремнями. Шезлонг еще хранил тепло ее тела.
– Ты находился в таком состоянии шесть дней. Мы не думали, что выживешь. Тебя покинули силы, прежде чем хирург нашел эту батарею на спине.
– Где она?
– выдавил Фойл.
– Можешь взять ее в любой момент. Не волнуйся дорогой.
Он пристально посмотрел на Оливию… его Снежная Дева… его возлюбленная Принцесса… белая шелковая кожа, слепые коралловые глаза, тонкие коралловые губы… Она коснулась его влажных щек надушенным платком.
– Я люблю тебя, - сказал он.
– Тссс. Знаю, Гулли.
– Ты все знаешь обо мне. Давно?
– Я знала, что Гулли Фойл - мой враг, с самого начала. Однако до нашей встречи я не догадывалась, что это - Формайл. Ах, если б я только знала раньше… Сколько бы удалось спасти…
– Ты знала и смеялась надо мной!
– Нет.
– Была рядом и давилась смехом.
– Была рядом и любила тебя. Нет, не перебивай. Дай мне сказать. Я стараюсь быть рациональной, а это нелегко.
– Мраморное лицо зарделось румянцем.
– Я не играю с тобой. Я… я выдала тебя своему отцу. Да. И через час поняла, люблю тебя, что совершила ошибку. Теперь мне приходится расплачиваться. Тебе незачем знать.
– Ты рассчитываешь, я поверю?
– Зачем же тогда здесь я?
– Она слегка задрожала.
– Почему я последовала за тобой? Эта кошмарная бомбежка… Еще пару минут, и ты был бы мертв, если бы мы тебя не подобрали. От твоей яхты ничего не осталось.
– Где мы сейчас?
– Какая
– Я тяну время.
– Время? Для чего?
– Чтобы собраться с силами.
– Мы на орбите вокруг Земли.
– Как вы нашли меня?
– Я знала, тебе нужна Линдси Джойс и взяла один из отцовских кораблей. Это оказался «Ворга».
– Ему известно?
– Ничего ему неизвестно. У меня своя жизнь и он в нее не вмешивается.
Фойл не мог отвести от нее глаз, и в то же время ему было больно смотреть на нее. Он жаждал и ненавидел… жаждал изменить содеянное и ненавидел правду за то, что она есть. Он гладил ее платок дрожащими пальцами.
– Я люблю тебя, Оливия.
– Я люблю тебя, Гулли, враг мой.
– Ради бога!
– взорвался он.
– Почему ты это сделала?
– Что?! Ты требуешь извинения?!
– повысила голос она.
– Я требую объяснения.
– От меня ты его не услышишь.
– Кровь и деньги, - сказал твой отец. И он прав. О-о-о… Дрянь! Дрянь! Дрянь!
– Кровь и деньги - да! И я не стыжусь этого!
– Я тону, Оливия. Кинь мне хоть тростинку…
– Тони. Меня ведь не спасал никто. Нет-нет… Все не так… не так… Подожди, мой милый. Подожди.
– Она взяла себя в руки и заговорила спокойно и очень нежно.
– Я могу солгать, Гулли, любимый, и заставить тебя поверить, но я буду честной. Объяснение очень простое. У меня есть своя личная жизнь. У всех она есть. И у тебя в том числе.
– Какая же жизнь у тебя?
– Ничем не отличающаяся от твоей… от любой другой. Я лгу, обманываю, уничтожаю… как все мы. Я преступаю закон - как все мы.
– Ради чего? Денег? Тебе они не нужны.
– Нет.
– Власти… могущества?
– Нет.
– Тогда зачем?
Она глубоко вздохнула, как будто признание мучило ее страшно.
– Чтобы отомстить.
– За что?
– За мою слепоту, - проговорила она низким голосом.
– За беспомощность… Меня следовало убить в колыбели. Известно ли тебе, что такое быть слепой? Быть зависимой, искалеченной, бессильной… «Если ты слепа, пускай они будут еще более слепы. Если ты беспомощна, раздави их. Отплати им… всем им».
– Оливия, ты безумна.
– А ты?
– Я люблю чудовище.
– Мы оба чудовища.
– Нет!
– Нет? Ты не чудовище?!
– Она вспыхнула.
– Что же ты делал, если не мстил, подобно мне, всему миру? Что такое твоя месть, если не сведение счетов с невезением? Кто не назовет тебя безумным зверем? Говорю тебе, мы достойны друг друга, Гулли. Мы не могли не полюбить друг друга.
Ее слова ошеломили его. Он примерил на себе пелену ее откровения, и она подошла, облегая туже, чем тигриная маска на его лице.
– «Мерзкий, извращенный, отвратительный негодяй!
– произнес он.
– Зверь! Хуже зверя!» Это правда. Я действительно ничем не лучше тебя. Даже хуже. Но богу известно, я не убивал шестьсот человек.
– Ты убиваешь шесть миллионов.
– Что?
– Возможно, больше. У тебя есть что-то, необходимое им для окончания войны.
– Ты имеешь в виду ПирЕ?
– Да.
– Что это, что за миротворец эти двадцать фунтов чуда?
– Не знаю. Знаю лишь: он им нужен отчаянно. Мне все равно. Да, сейчас я честна. Мне все равно. Пускай гибнут миллионы. Для нас с тобой это ведь не имеет значения. Ведь мы стоим выше всех, Гулли. И сами творим мир. Мы сильны.