«Тигры» на Красной площади. Вся наша СМЕРТЬ - игра
Шрифт:
Осторожно снял с крючка, вколоченного в стену еще дедом, обрез трехлинейки, подобранной после отступления советских, а потом доделанной по нужному в сарайке…
— Хто? — шепотом крикнул он в окно.
— Борис Ельцин, — услышал он через окно тихий пароль.
— Этот… Как его… Мишка Горбач, — тяжело вздохнул отзывом староста и пошел открывать дверь.
Пятнистый вернулся. И не один.
Как бы немцы не прочухали все это…
—
— Колды успеть-то? Ты ж вчера приходил. Не успел, конечно. Мне, вить, до города далеко…
Лисицын и Прохоров непонимающе переглянулись. Измайлов же бухнулся на лавку, прямо под иконами, и, опершись локтем на чистый, добела выскобленный стол, уточнил:
— А в гэбитскомиссариат сообщил?
— Не матюкайся в красном-то углу! — грозно крикнул старик. — Я энтих ебических комиссаров в глаза не видел. Хто это?
— Начальство областное.
— А… Ну, где я, а где эти комиссары. А чё? У немцев тоже комиссары есть? — удивился Прокопич.
— Есть, есть, — улыбнулся Измайлов.
— Чудны дела твои Господи… — перекрестился староста. — А чего они такие матерные?
— «Гэбит» — по-немецки «область». Или губерния.
— Раз губерния — значит, и помещики будуть, — вздохнул старик.
— Это уж, дед, от вас зависит. Слышал, что товарищ Сталин сказал? «Земля должна гореть под ногами захватчиков!»
— А чем я ее поджигать-то должен? — возмутился староста. — Старухами, чёль? Я тута один мужик остался. Кто призывные — еще в прошлом годе ушли. Пацанов летом забрали — окопы рыть. Девок немчура увезла. Говори, что пришел-то?
Лисицын и Прохоров продолжали недоумевать, переглядываясь.
— Да так, ничего. Проведать пришел — как ты тут.
— Твоими молитвами, — угрюмо ответил старик и отвернулся в угол.
— Нормально все?
— Живем, хлеб жуем…
— Ну, тогда пойдем мы. Дела у нас, Матвей Прокопич.
Фээсгэбэшник зевнул и поднялся с лавки, за ним встали и два капитана.
— Коль чо взрывать будешь — подальше от мово дома. Я-то не донесу, но ведь и немцы не дураки.
— А что, — вдруг остановился Измайлов. — Взрывали?
— Вчера ночью, — понизил голос до шепота староста, — сам не видал. Не слыхал, но бабы бают, что вокзал взорвали.
— Который? — резко спросил Измайлов, повернувшись к старику.
В Кирове, иначе же Вятке, всегда было два вокзала. Один Московский, другой Котласский. Первый стоял на Транссибе, второй на ветке, ведущей к угольным и уголовным районам Инты, Воркуты, Печоры…
— Котласский…
— Хех! — хмыкнул Измайлов. — Нет, дед. Это не я. У меня… — он покосился на капитанов. — У нас другое
И ушли.
Дед еще долго не спал, ворочаясь на вдовой кровати. Рядом лежал обрез.
А Прохоров с Лисицыным атаковали вопросами майора, когда отошли от деревни:
— Слышь, гэбня кровавая! Ты можешь объяснить — что происходит?
— Действительно, товарищ майор, еще чуть-чуть, и я умом тронусь! А у меня, между прочим, автомат в руках. Калашникова, между прочим!
Но Измайлов молчал, как Зоя Космодемьянская. Лишь когда отошли от деревни на полную сотню метров и укрылись в лесу, — только после этого он остановился и, опять ухмыльнувшись, сказал просто:
— В сентябре сорок второго мы, ребятки.
— Чего? — возопили два голоса, но сразу после этого два «кабинетных» работника получили одновременно по оплеухе:
— Тихо, уроды! Иначе языки отрежу и в жопу друг другу запихаю. Так и будете до свадьбы жить!
— Почему до свадьбы? — не понял Лисицын.
— Потому как ни одна женщина не выйдет замуж за мужика без языка.
— Так это ж бессмертие! — нервно гоготнул прокурорский.
— Да, сынок, это бессмертие. Но очень короткое…
— Ничего не понял, — сознался Лисицын.
— Это параллелька, — помолчав, сказал Измайлов, продолжая спокойно и ровно шагать по вязлому полю.
— Я понимаю, что параллель, но очень неудачная…
— Не параллель. Параллелька. Вернее, не так. Блин… В общем так, только не перебивайте.
Выбрав место посуше, Измайлов уселся на землю и начал рассказывать.
Параллельные миры…
На самом деле никаких параллельных миров не бывает. Ибо параллели — они одинаковы. Впрочем, об этом, кроме долбанутых на всю башню — от мозжечка до лобных долей, — уточнил майор, — физиков, вообще никто никогда не думал. А сейчас думают. Оказалось, что есть векторные миры.
Есть некая точка на генеральной прямой, от которой вдруг ответвляются прямые. Как ветки от сучка. Научники это «точкой бифуркации» называют.
— Я сам башку сломал, чтобы это все запомнить, — пожаловался Измайлов.
Так от этой точки растут в разные стороны векторные миры. Некоторые — перпендикулярны основному. Некоторые даже противоположны. Большинство — идут почти рядом, но отклоняясь на чуть-чуть. Сначала это даже и не заметно. Различия потом оказываются. Например, в одном из таких векторных миров некто Хрущев Никита Сергеевич, Герой Советского Союза, погиб в Сталинграде, поднимая бойцов в атаку. И что? После смерти Сталина в апреле пятьдесят третьего к власти пришло коллективное руководство Политбюро ЦК КПСС, уничтожившее Советский Союз аж в восьмидесятом году.