Тихая стража. Дело о похитителе душ
Шрифт:
– Нет, ничего не надо.
– Ройс выпроводил парня за порог, закрыл дверь на внутренний засов и с облегченным вздохом уселся на топчан: все-таки целый день на коне давал о себе знать. Ныла поясница, клонило ко сну.
Передохнув, Феликс встал, разместил сумки в сундуке, щит с мечом прислонил у изножья топчана и стал разоблачаться. Пропыленный плащ полетел на топчан, легкая кожаная куртка, штаны из лосиной кожи, просторная рубаха легли на крышку сундука. Оставшись в одних портках, он подошел к кадке и с удовольствием окунул голову в бочку. Затем, зачерпывая сложенными ковшиком ладонями прохладную воду, поплескал на лицо, шею,
Через дверь доносились глухие отзвуки веселья отмечавших окончание очередного трудового дня посетителей таверны. Феликс подумал, не спуститься ли вниз за горячим ужином и кружкой холодного эля, но усталость от дня, проведенного в седле, пересилила голод. Он лег, укрылся одеялом и практически сразу провалился в сон, без сновидений.
Глава 7
... Кухня тетушки Меланж, как уже сам Феликс привык называть хозяйку гостиницы, оказалась и впрямь отличной. Проснувшись, воспользовавшись услугами служанки, натаскавшей ему горячей воды и наконец побрившись, впервые за последние пять дней, он спустился в общий зал.
Хозяйка, казалось, не покидавшая свой пост за стойкой со вчерашнего вечера, тут же пригласила его к столу, опробовать законно оплаченный завтрак. Как и в любом, не претендующем на аристократичность заведении, еда в таверне была неприхотлива, но продукты - свежие и отличного качества. Расторопная служанка, чье имя он узнал позднее - Арианна - подала большое блюдо с живописно разложенными ломтями овечьего сыра, ветчины, холодной жареной крольчатины, украшенной зеленью. На втором блюде лежали горячие лепешки, рядом стояло блюдечко с медом и кувшин парного молока.
Покончив с завтраком, Феликс со вздохом удовлетворения поудобнее уселся на скамье и налил вторую кружку молока, решив, что для визита в королевский замок еще рановато. Он оглядел зал таверны. Поутру посетителей, естественно, не могло быть много, хотя пару столов было занято: видимо, это завтракали те, кто работал ночью, либо те, кому придется работать целый день без перерыва. Ближайший от Феликса стол занимали двое мужчин, одетых просто, но опрятно. Видно, приказчики завернули перед трудовым днем позавтракать. Он прислушался к разговору, тем более, что сделать это было просто, поскольку эти двое о чем-то явно спорили, не сходясь во мнениях.
– А я тебе говорю, ерунда это, - горячился первый, помоложе.
– Не такой Крейстер человек, чтобы сам себя загубить. С чего бы это ему свой дом подпаливать? Да еще со всей семьей, с дитями малыми.
– Чужая душа - потемки, - рассудительно прогудел второй, размеренно загребая со стоявшего перед ним блюда рассыпчатую, курившуюся паром полбяную кашу и отправляя в оправленный бородой широкий рот.
– Бают люди, сам не свой Крейстер в последнее время стал: изменился, нос задрал. Как будто его старшиной цеха поставили, а то и выше бери. Давеча я к нему за помощью заходил, хотел сына в его мастерской пристроить. Куда там, - махнул рукой бородач.
– И все одно, - возражал молодой.
– Нечисто дело с этим пожаром. Нечисто. А страже нашей лишь бы все на самогубство списать; конечно, это легче, чем душегуба искать.
– Оно, может, так, а может и не так, - подвел черту под спором старший.
Ройс, продолжая вполуха прислушиваться к разговору мужчин, перешедших от несчастного случая с семьей неведомого Крейстера к городским сплетням, неспешно пил молоко, обдумывая планы на грядущий день. Если сведения Клауса верны и герцог Вердозо до сих пор не вернулся в Арс, у Феликса есть время, чтобы добиться аудиенции короля. Однако одна из истин, выученных им на собственной шкуре, была в том, что надеяться на глупость или медлительность врага - удел дураков. Поэтому действовать надо так, словно герцог уже получил вести о смерти Энцо и теперь направляется в столицу, обуреваемый жаждой мести.
– Господин желает еще чего-нибудь?
Феликс очнулся от раздумий над опустевшей, как выяснилось, чашей, поднял взгляд и узрел перед собой миловидную служанку. Как бишь, ее звали? Лимейя?
– Может, господин желает медовых коржиков?
– служанка стрельнула в него лукавым взглядом.
– Тетушка Пизанна печет такие замечательные коржики, а с молоком - это просто объедение.
– Нет, спасибо, Лимейя, - Ройс поднялся со скамьи.
– Мне пора в город. А медовых коржиков я обязательно отведаю.
– Ламейя.
– Что?
– Меня зовут Ламейя, господин, - девушка взметнула заплетенными в косички волосами, отчего-то хихикнула, развернулась и бросилась на зов хозяйки таверны, которая сразу начала ей выговаривать за какой-то проступок.
Феликс вышел на залитый утренним солнцем двор, с удовольствием потянулся, подставляя лицо утреннему, еще не жаркому, солнцу. Солнечные лучи ластились к нему, словно желтые пушистые цыплята, ожидающие от хозяйки, что она рассыплет перед ними вкусные зерна. В центре подворья на лавочке сидел Тобальд, что-то мастеривший из деревянного чурбачка.
– Доброго утра, мессир Ройс, - Тобальд, увидев Феликса, вскочил со своего табурета.
– Запрячь коня? Отличные кони у вас, мессир, сразу видно благородного человека.
На самом деле Феликс еще и сам не решил, стоит ли брать коня, если до дворца можно вполне прогуляться и пешком: посмотреть на город и его обитателей. Однако, поразмыслив, решил, что все же являться пешим к королевскому замку ему, барону, как-то не к лицу, поэтому согласно кивнул Тоби и направился к конюшне.
– Да, мне надо съездить по делам.
Заседлав жеребца, Ройс легко вскинул тело, отозвавшееся едва заметным сопротивлением, напомнившем о пятидневном конном переходе, в седло и выехал во двор. Одет он был хоть и не в вычурное платье, какие обычно таскают на себе столичные аристо-модники, однако достаточно для того, чтобы внешний наблюдатель смог с уверенностью сказать, что перед ним не какой-нибудь крестьянин, купец или ремесленник, а человек знатного происхождения.
Сапоги из кожи оленя-рогача, редкого в Нолдероне гостя, заправленные в сапоги штаны из лунного черного шелка, из того же материала рубашка, прикрытая коротким, военного покроя плащом, украшенным чешуйками панцирного скорпида и перехваченного у горла небольшой, но изящной золотой фибулой. Талию стягивал широкий кожаный пояс, инкрустированный пластинками черепашьего панциря. Меч Феликс благоразумно решил с собой не брать, рассудив, что вряд ли он понадобится средь бела дня на улицах города, а во дворце его все равно придется сдать страже.