Тихий маленький город
Шрифт:
Так, плотная тёмная куртка, перчатки, шапочка… Мне вовсе не хочется потом из мокрых волос вычёсывать веточки и лепестки! Выскользнув за дверь, я пробормотала заклятие, и замок подёрнулся льдом. Теперь открыть его смогу только я сама… ну, или мой наследник после моей смерти. Тут я поплевала через левое плечо, потому как не обо всём стоит думать лунной майской ночью.
Соловьи пели так, что слёзы наворачивались…
Самые пышные кусты черёмухи росли в Малом овраге, и там как раз цветы только-только раскрылись. Я аккуратно срывала белые кисти, складывала их в
Мимо оврага в сторону реки шли трое. Первого я срисовала по фигуре, это был ещё один лодочник, коллега покойного Бухвостова, громила ростом метра два, и с плечами, словно у профессионального борца. Когда на лицо второму упал свет, с немалым удивлением я узнала в нём здешнего начальника отделения полиции, кажется, Афанасьева. Подполковника. Или майора?
Какая разница!
Будь он хоть генералом: что здесь делать местному менту – ночью, на берегу реки и в такой сомнительной компании?
Третий… Не уверена, но мне показалось, что и он мне знаком, но вот когда и где я его видела, одному богу известно. Впрочем, Кириллов – городок небольшой, где-то да пересечёмся.
Мужчины меж тем прошла мимо меня и начала спускаться к Казанско-Преображенской церкви.
– Всё страньше и страньше, – прошептала я.
Тропинка была отлично освещена всё тем же лунным светом, который больше не казался мне романтическим и милым. Трое гуськом миновали колокольню и спустились ко входу в храм. Входная дверь была приоткрыта, и я успела разглядеть, что внутри летней церкви довольно светло, и это не нормальные лампы и не какие-то церковные светильники. Свет колебался от сквозняка, и я почти уверена, что это были свечи.
Ну не факелы же?
Тут громила-лодочник оглянулся, и я поспешила снова спрятаться в кустах, чтобы не отсвечивать в лунном свете лицом. Не знаю, вошли ли они в церковь, и знать не хочу! С другой стороны, а куда там ещё идти? На берег Волги? Так есть гораздо более удобный спуск по лестнице, и он совсем рядом.
Нет, не нужно мне это всё, пусть делают что хотят, а мне домой пора.
Когда всё стихло, я выждала ещё несколько минут, подхватила корзину и во всю прыть припустила к дому. Только закрыв за собой дверь и прислонившись к ней изнутри, сумела перевести дух и пробормотать:
– Боже ж ты мой, да что тут творится?
Прежде чем лечь спать, я разложила черёмуховые кисти на просушку. Потом взяла в кладовке большой пакет с солью и насыпала дорожки перед дверью и всеми окнами, читая слова, оставленные мне в наследство Агнией Николаевной. Совсем небольшое колдовство, крохотное, но я буду спать спокойно, уверенная, что никого чужого без моей воли оно в дом не впустит.
Утром меня разбудил стук в дверь.
Секунду я полежала, приходя в себя, потом взглянула на часы: половина восьмого.
Ладно, если бы вчера меня заметил кто-то из участников непонятного собрания, то в двери заколотили бы куда раньше…
– Иду-иду! – крикнула, нашаривая ногой тапочки и набрасывая на плечи стёганый халат.
Посмотрела в глазок и опешила: на пороге стоял следователь Егоров.
– Здрасте! – я открыла дверь и не удержалась от зевка. – Прошу прощения, легла заполночь… Что-то случилось?
– Войти пригласите?
– Ну, надо полагать, вы не вампир и не зомби какой, так что милости просим, – ещё раз зевнув, я более или менее незаметно стёрла ногой часть соляной дорожки, отступила на шаг назад и развернулась в сторону спальни. – Идите на кухню, дорогу вы знаете, да чайник поставьте! Я сейчас.
Мне хватило минут пятнадцати, чтобы сбегать куда надо, почистить зубы, натянуть джинсы и домашнюю тёплую рубашку.
Незваный гость и в самом деле нашёл кухню, налил чайник и даже поставил на плиту турку. Втянув ноздрями аромат кофе, я удовлетворённо кивнула и пошла к холодильнику.
Сливки, сыр, ветчина, масло… Старинная серебряная сахарница… банка с мёдом, горшочек с клубничным джемом…
Окинув взглядом стол, я спросила:
– Вы тростниковый сахар употребляете?
– Когда дают, – усмехнулся Егоров. – Так-то он дороговат для государственного служащего.
– Ну, тогда давайте завтракать, а потом вы мне расскажете, за каким лешим вам понадобилось выезжать из Ростиславля в шесть утра, чтобы постучать в мою дверь?
Допив последние капли кофе, следователь откинулся на спинку стула, смерил меня нечитаемым взглядом и спросил внезапно:
– Вы знакомы с руководством города Кириллова?
– Э-э-э… Ну, главврача больницы я знаю, конечно, – осторожно ответила я.
– Нет, я не о том. Мэр, его заместители, руководство полиции, церковное?..
– Видеть я, наверное, всех видела, а лично – нет, не знакома. А в чём дело, Пётр Григорьевич?
Он помолчал, потом, видимо решился и бухнул, будто шагнул в холодную воду:
– Мне говорили, у вас есть особые способности. Есть?
Я подняла левую бровь:
– А что я волшебной мазью натираюсь и в печную трубу на метле вылетаю, не говорили?
– Намекали.
– Нет.
– Не вылетаете?
– И способностей особых нет. Есть знания и способность их усваивать. Это единственная настоящая ценность.
– Знания… А нет ли среди них умения отыскать пропавшего человека, Анастасия Александровна?
– Вы вот что, Пётр Григорьевич, расскажите мне, что случилось и откуда такая срочность, а я отвечу, смогу ли чем-нибудь помочь.
На самом деле, был в заветной тетради и заговор на поиск. Из любопытства я его попробовала, когда только приехала и изучала записи Агнии Николаевны: налила колодезной воды в особую миску, вроде бы даже серебряную, кое-чего туда насыпала, проговорила слова и имя… и полчаса наблюдала за жизнью бабки Марьяны. Потом плюнула, вылила воду и поставила галочку на этой строчке: да, могу.