Тим
Шрифт:
Проходя мимо Бори, я посмотрел на его окровавленное и распухшее лицо, на котором было не понять, где глаза, а где нос и рот. Боря обнимал автомат, которым так и не воспользовался – или не мог, или не хотел. Сломанные очки валялись рядом. Телефон, почти целый, лишь с треснувшим экраном, лежал чуть дальше.
Не знаю, зачем, но я наклонился и поднял телефон. В голове шумело, и гремели, гремели, гремели без конца слова глашатаев: “Все хорошо, всё хорошо…”
Всё хорошо, даже то, что я снова потерял друга и снова один. Не хотелось думать, что
Вслед за первой группой работников я вышел за ворота к роще Полипов. Сзади шаркала оставшаяся толпа. Глашатаи уже заткнулись, но муть в голове пока не рассеялась.
Я равнодушно смотрел, как работники заходят в чащу, становятся на колени, обнимая чудовищные стволы и начинают сосать отростки, похожие на коровьи соски или дряблые члены.
“Так они питаются, – подумалось отстраненно. – Время завтракать. Прослушали очередную лекцию и пошли кушать”.
На меня накатило отвращение. Эти работники, только что убившие Борю, вызывали омерзение. Ни Буйные, ни Оборотни не были такими мерзкими. Работники были настоящими зомби, сначала слушающими своих глашатаев, а потом отсасывающими у деревьев, чтобы не сдохнуть от голода.
Я содрогнулся. Поднял руку – в ней был телефон Бори. Нажал на кнопку блокировки экрана – экран загорелся без всякого пароля. На нем “висел” ролик, который Боря показывал мне совсем недавно. Словно завороженный, я нажал на треугольную кнопку, и ролик включился.
“Вот дурак ты, Борис! Большой мальчик, никак не повзрослеешь. Всё тебе в машинки играть… Потому и люблю тебя, дурачка”.
Как естественно она это сказала! Без придыхания или театральности. Честно, искренне.
Бори нет, его девушки нет, а слова все еще звучали в холодном воздухе.
Если бы не они, я бы тоже насосался какой-то блевотной жижи из сисек или членов деревьев. А затем отправился бы работать на электростанцию, выполняя неведомую волю, уничтожившую наш мир. Слушал бы глашатаев о том, что все хорошо и я должен работать, ни о чем не беспокоясь.
Но слова о любви прозвучали. И я пошел прямо сквозь чащу Полипов, мимо работников, жадно высасывающих питательную жижу из деревьев. Меня никто не останавливал – глашатаи, наверное, и не представляли, что такое возможно. Если сюда и совались любопытные, то на них надевали спецовки и они работали здесь до самой смерти.
Чтобы выбраться из клетки, иногда достаточно лишь осознать, что живешь в неволе.
Глава 4. ХОЗЯИН
Зазвонил, завибрировал смартфон, лежащий на тумбочке. Я с трудом разлепил глаза, сощурился на ослепительно сияющий в темноте комнаты экран.
Звонила Валя.
В пять минут двенадцатого ночи.
– Ты чего? – вместо приветствия буркнул я, переворачиваясь на спину.
– Я не поняла, Тим, ты там дрыхнешь, что ли? – раздался протяжно-капризный
– Сплю, конечно. Ночь на дворе.
– Вот ты душный! Го с нами по набережной чилить. Я тут с Леной, Антоном и Ваней. Мы на вайбе с кафешки… Рил здесь клево! Приезжай!
Я фыркнул.
– Ага, щас, только штаны натяну.
С Валей я познакомился на днюхе у приятеля. Она – моя ровесница, но учится в колледже, а не в старших классах, как я. Дико разбитная и ушлая. Но симпатичная. Положила на меня глаз и с тех пор не отстает, регулярно названивает – как правило, поздно вечером. Жизнь у нее, как я понял, веселая и полная развлечений, причем за чужой счет.
Как-то раз я принял приглашение потусить в парке, Валя явилась слегка подшофе, с подругой – не запомнил имени. Шалабондой какой-то. Начали они ко мне приставать по-очереди, когда другая отворачивалась или отходила куда-нибудь. Это у них спорт типа был такой.
Мне тогда до того противно стало, что я свалил. Валя пропала на месяц – и вот, нарисовалась.
Кто такие Лена и Антон с Ваней, я понятия не имел. Как-то чекнул ее акк, посмотрел, с какими обсосами она на вписках тусит, так желание знакомиться с ее дружками пропало начисто.
– Давай, поторопись, – не поняла моего сарказма Валя.
На заднем фоне шумели голоса, сигналили машины, кто-то смеялся пронзительным смехом.
– До набережной – это через весь город, – попытался я ее урезонить.
– Вызывай мотор и гони сюда. Я хочу тебя… – она сделала выразительную паузу. – Видеть.
– Твою ж…
Я не знал, как ее слить. Просто послать? Или выключить телефон и спать дальше? Пока думал, в трубке грохнуло, кто-то взвизгнул и заматерился.
– Что это? – спросил я. – Валя?!
– Они что, охренели вообще? – взвизгнула Валя, обращаясь явно не ко мне.
Голос ее отдалился, как если бы она отодвинула телефон от лица. Снова грохнуло, и я догадался: это ударяются друг о друга машины. Противно заголосила сигнализация.
– Ой, ебать! – раздался мужской голос. Наверное, Антона или Вани. – Это чё щас было?
– Смотри, смотри! – крикнула Валя. Протяжные нотки в ее голосе испарились без следа. – Бегут! Мамочки-мамочки!
– Валя! – позвал я, встревожившись. Сел в постели, повернул голову в сторону родительской спальни, словно мог увидеть, разбудил ли их мой разговор. В комнату сквозь неплотно прикрытые шторы сочился слабый свет.
– Тим! – вспомнила обо мне Валя. – Тут, прикинь, какие-то обдолбыши все ломают вокруг! Ой, мамочки, сколько их! А вон те, Лен, – мы их видели недавно, они же нормальные были!.. Что это с ними?
– Какая, нахер, разница? – услышал я Лену. – Валим!
– Да куда валить? Они везде…
– А Ваня куда делся? Он же…
Конец фразы я не разобрал, его заглушил рев. Орали люди – большая толпа. Рев был таким бешеным, неистовым, первобытным, что у меня по спине пробежал холодок, а в груди сжалось.