Тимошкина марсельеза
Шрифт:
— Мы останемся ночевать втроём.
— Як втроём? — переспросила хозяйка.
— А вы что, не бачите, что нас трое? — ответила мадам Роза. Сдвинув чёрные брови, она стала расшнуровывать высокие ботинки.
Пелагея Егоровна разволновалась:
— Мы тоже отблагодарим. Не даром переночуем.
Но мадам Роза сказала строго:
— Вам сегодня надо лежать и ни о чём не думать.
— Как же не думать в чужом доме, с девочкой? А мочи нет. И сколько ещё будем в дороге? Мы — питерские, —
— Они военные? — спросила мадам Роза.
— Что вы? Токари, на заводе работали.
— Все хотят воевать, что за несчастье!..
Мадам Роза не разрешила Пелагее Егоровне встать. Она напоила её молоком, и Пелагея Егоровна задремала.
Фрося тоже прилегла вместе с матерью. Усталая, она заснула сразу. И вдруг сон прервался.
— Не можно спать! Не можно спать! — кто-то тряс её за плечо.
Фрося с трудом открыла глаза. Её тормошила мадам Роза. Рядом с мадам Розой стояла растрёпанная хозяйка хаты с коптящей лампой в руках.
— Ой, лышенько! — стонала она. — Ой, дёрнул меня нечистый вас пустить!..
— Перестаньте хлюпать! — сказала ей мадам Роза. — И поставьте на место огонь. Вы подожжёте собственный дом.
Вытянув руки, на лавке лежала Пелагея Егоровна. Глаза её были подняты к потолку, по которому метался круг от лампы, но она его уже не видела.
Фрося не плакала. Она стояла как каменная.
Мадам Роза закрыла Пелагее Егоровне лицо полотенцем.
— Ой, боже ж мой! — продолжала стонать хозяйка.
— Оставьте бога в покое! Идите и зовите людей, — распорядилась мадам Роза.
Было, наверное, уже раннее утро. Окна в хате посветлели. За окнами слышались голоса. Скоро хата Криночек заполнилась народом.
Соседи жалели хозяйку. Только старуха, которая не пустила Пелагею Егоровну к себе ночевать, поглядев на Фросю, перекрестилась и сказала:
— Сирота ты теперь, сирота!
— Как меня попутал нечистый пустить их? Кто знал, что она хворая? — причитала Параська Криночка и показывала на лавку, где лежала Пелагея Егоровна.
На другой день Пелагею Егоровну похоронили на сельском кладбище. И только когда возвращались с похорон, то хватились: исчезла мадам Роза.
— Ой, лышенько! — закричала Параська. — Что мне теперь робить с дитём? Она же его подкинула!
И Параська растопырила руки перед Фросей, которая вместе с другими взошла на крыльцо.
— Будьте свидетели, как меня обвели! Приедет из города мой Криночка, он же меня убьёт!
— Зачем убивать? — сказала старуха, которая пожалела Фросю. — Не было у вас детей, а теперь бог послал доню.
— Доню! Доню! — подхватили соседки и стали наперебой уговаривать: какое теперь будет Криночкам счастье…
Сбитая с толку Параська отворила наконец дверь и пустила в хату сироту.
Когда стало смеркаться, около хаты остановилась запряжённая двумя волами телега.
— Параська! — раздался громкий голос. — Параська!
Пнув дверь сапогом, в хате появился Криночка. К груди он прижимал граммофон:
— Ты побачь, что я привёз, Параська!
Стараясь не споткнуться, Криночка поставил граммофон на лавку.
— Ты побачь, какая диковина!
— Ой! — всплеснула руками Параська. — Что же это такое?
— Дывись! Музыкальная машина! Играе и поёт!
— Играе и поёт! — Параська дотронулась до граммофонной трубы.
— Не трожь, дура!
Разгрузив телегу, Криночка со всеми подробностями выслушал, что случилось в его отсутствие. Он не стал убивать жену, а даже развеселился.
— Пусть мне оторвут голову, это она! — Припадая на деревяшку вместо левой ноги, грузный Криночка очень ловко изобразил мадам Розу. — Распрекрасная мамзель в шляпе.
— Она, — подтвердила Параська.
Перед изумлённой Параськой Криночка поставил уже знакомый ей чемодан. Задыхаясь от смеха, он рассказал, как мадам Роза остановила его на дороге, и он, дурень, повернул волов и довёз её до самой станции.
— Може, он пустой? — усомнилась Параська, показывая на чемодан.
Чемодан оказался не пустой: кроме канареечного капота и штопаного белья, в чемодане лежали непонятные Криночкам вещи.
Мадам Роза везла в Одессу письменный малахитовый прибор. Зачем? Она сама не знала зачем. Купила почти даром. Не ехать же от сына домой с пустым чемоданом!
Взвесив на руке тяжёлое пресс-папье, Криночка велел Параське спрятать подальше эти цацки. Кто знал, для чего они, такие?
Прослышав, что из города вернулся Криночка, в хату один за другим входили соседи, чтобы выразить ему своё сочувствие.
— Сидайте! Сидайте! — гудел Криночка.
Параська, довольная тем, что её муж вернулся из города весёлый, выставила на стол бутыль.
— Кушайте! Кушайте! — угощала она. — Не обижайте нас.
— Нет, вы послухайте, какая произошла история! — рассказывал захмелевший Криночка. — Я еду, а на дороге мамзель. Откуда я мог знать, что у нас похороны?
Помянув покойницу, за весёлым застольем завели граммофон.
Из граммофонного раструба заверещал нечеловеческий голос: