Тина и Тереза
Шрифт:
— Я вижу!
— Видите?
— Да. Разве неправда, что сущность души человека накладывает отпечаток на его лицо, выражение глаз? Сами мы этого не видим, но со стороны, если приглядеться, заметно. Лица иных, как и души, по одну сторону границы добра и зла — во тьме. На них печать грубости, глупости, злобы. Лица же других будто бы освещены изнутри негаснущим огнем!
Конрад удивленно и в то же время с пониманием смотрел на девушку.
— К сожалению, все угасает, Тина, — немного грустно произнес он, неожиданно называя ее по имени, — все факелы, все огни! И на лицах наших — полутени, полутона…
Тина вздрогнула: в этот миг Конрад интонациями и выражением лица напомнил ей Роберта.
— Почему вы так рано встали сегодня? — спросил Конрад.
— По привычке, — просто ответила девушка, — мы с мамой в это время шли на работу.
— Вы из небогатой семьи?
— Да.
— Это хорошо, — заметил Конрад.
— Почему? — удивилась она.
— Вы знаете жизнь бедняка и тем больше радости доставит вам нынешнее положение. Есть с чем сравнивать.
Тине вдруг стало невыносимо стыдно. Наверняка весь Кленси гудел, обсуждая ее, внезапно вышедшую замуж за немолодого богатого человека. Кто-то осуждал, многие, возможно, завидовали — ей было все равно. А вот мнение этого юноши волновало до боли. Тина боялась, что он спросит, почему она согласилась на этот брак, и в то же время желала, желала ответить: «Я его не люблю!»
Конрад ничего не спросил.
«Ему все ясно!»— печально подумала Тина.
Юноша между тем надолго задумался о чем-то своем. Потом какая-то новая мысль осветила его лицо.
— Вы заняты днем? Девушка пожала плечами.
— Нет.
— Вы ездите верхом?
— Немного.
— Не хотите покататься? Я знаю за городом красивые места, да и вы, наверное, тоже.
Тина мгновенно воспрянула духом: он приглашает ее на прогулку!
— Да, — сказала она, скрывая радость, — хочу. Девушке не пришло в голову, что надо спросить разрешения мужа. В этот миг она не думала ни о чем, чувствовала только, что заболевает какой-то новой, доселе ей неизвестной болезнью, столь же пугающей, сколь и желанной.
Тина вошла в гостиную в платье из синей саржи, такого же цвета маленькой шляпке с белыми перьями и бледно-голубой вуалью. Руки были затянуты в перчатки.
Девушка казалась взволнованной и оживленной. Она высоко держала голову, на щеках пылал румянец, а синий цвет придавал ее сияющим глазам оттенок грозовых туч.
— Ты прелестна! — произнес Роберт, поднимаясь навстречу, и она сразу внутренне съежилась. Роберт подошел к ней и обнял за талию.
— Куда это ты собралась? — спросил он, ласково заглянув ей в глаза. Тине показался странным взгляд этого человека: как сквозь прохладные, обволакивающе-мягкие воды реки бывает видно темное каменистое дно, так в глубине серо-голубых глаз Роберта таилось нечто настороженно-жесткое.
Тина не успела ответить — с другой стороны появился Конрад.
Он сохранял все тот же непроницаемо-хмурый вид. Взглянув на него, девушка испытала ощущение, какое бывает, когда, любуясь осенним, по-своему красивым пейзажем, уже не веришь, что на эту землю когда-нибудь придет яркое лето.
У Тины перехватило дыхание, едва она заметила наряд Конрада: высокие блестящие сапоги, черный кожаный пояс, короткая коричневая куртка… Он был так строен и так красив! О боже! Ей показалось: что-то дикое и запретное входит в ее жизнь, запретное,
Девушка пребывала в непонятном смятении. Больше всего ей хотелось в эту минуту, чтобы Роберт убрал руки с ее талии. Но пальцы его неожиданно стали очень тверды.
— Я пригласил миссис О'Рейли прокатиться верхом, — спокойно сообщил Конрад.
Роберт удивленно приподнял брови.
— Кажется, раньше ты обходился без компании.
— Раньше ее некому было составить.
Роберт нахмурился, потом неожиданно улыбнулся и со скрытым враждебным чувством ответил:
— Жаль, но миссис О'Рейли уже обещала поехать со мной. Правда, Тина?
— Да, — растерянно произнесла девушка, чувствуя вину и перед Робертом, и перед его сыном.
Конрад не удивился. Одарив отца такой же тонкой враждебной улыбкой, сказал:
— Понимаю. Надеюсь, ты не будешь против, если я возьму лошадь и поеду один?
— Разумеется нет, — ответил Роберт, после чего Конрад, сухо поклонившись Тине, покинул гостиную.
Девушке показалось, что он не почувствовал большого сожаления, и ее прежнее воодушевление начало таять, растворяться, как утренние облака. С чего она взяла, что Конраду с ней интересно? Кто она? Обыкновенная провинциальная девушка, а что до миловидности — наверное, Конрад видал женщин в сто раз красивее! Тина забыла, что точно такие же мысли приходили ей на ум и в пору ухаживаний Роберта О'Рейли. Молчаливая, она последовала за человеком, называвшим себя ее мужем.
Роберт переоделся и, не говоря ни слова, спустился с Тиной во двор.
Вывели двух лошадей, гнедую и серую. Когда-то отец катал Тину с Терезой на рабочей лошадке, но сидеть в дамском седле и самой управлять лошадью было гораздо труднее.
Роберт помог девушке забраться в седло, дал в руки повод и провел коня по кругу, попутно объясняя, как лучше править.
Серая лошадь вела себя смирно, и Тина не испугалась. Она подождала, пока Роберт сядет на гнедую, потом они двинулись шагом к воротам.
— Куда поедем? — спросил Роберт.
— Если можно, не в Кленси, — тихо ответила Тина.
Она неуверенно чувствовала себя в седле, поэтому они не стали спускаться вниз, а поехали шагом вдоль внешней стороны стены.
Время шло к вечеру, было душно, как перед дождем, и солнце светило точно сквозь кисею. Так же хмуро было у Тины на душе. Когда-то она думала, что здесь, наверху, рай, но оказалось, что он еще выше, в скрытых маревом небесах. А может, он не существует вообще?
Кони Тины и Роберта шли бок о бок. Девушка с печалью думала о том, что прежде мечтала о такой прогулке, а теперь она почему-то совсем не радует. Она ждала упреков, но Роберт задал только один вопрос и, к счастью, не в том смысле, в каком она опасалась услышать:
— Как тебе Конрад?
— Ничего, — как можно естественней ответила Тина. Она смотрела прямо перед собой, а Роберт сидел в седле вполоборота к ней. Кругом было очень тихо, только под копытами животных шуршали мелкие камешки. — По-моему, он человек, тонко понимающий музыку, искусство…— И добавила: — Я слышала, как он играет на рояле.
— Прежде всего важно ценить и понимать человеческую душу, — сказал Роберт. — Есть люди, восприимчивые к природе, искусству, но совершенно нечуткие к чужой боли.