Тирамису
Шрифт:
Креатор. Быть вечно молодой. Маски, кремы-лифтинги тройного действия, 100 лет, а выглядеть на 80.
Менеджер. Вы что думаете, я не хочу жить нормально, иметь ребенка, дом, партнера, с которым не надо притворяться, узнавать людей и мир, а не пахать по 12 часов в день?
Директор. А думаешь, я ни о чем не мечтаю? Я тоже хочу быть счастливой. Я, Мила и Марк, собственный остров, пальмы, дом на океане, прислуга, вторая беременность, и третья, и четвертая, а по вечерам прогулки с палочкой, еле иду, и спокойная старость.
Медиапланер. Достаточно захотеть. Само исполнится.
Менеджер. Только расплачусь по кредитам.
Бухгалтер.
Директор. Пока не исполнится сорок, заработать столько, чтобы потом вообще ничего не делать.
Аккаунт. На машину. Два года.
Креатор. А у меня всего полтора.
Менеджер. В будущем году выпустят новый «Aven-sis».
Директор. Еще на три года.
Бухгалтер. Мебель на кухню и в спальню. Еще год.
Креатор. Психоаналитик. Годы.
Директор. Земля и дом. Семь лет.
Медиапланер. Участок. Три года. Дом на нем построить. Еще десять.
Менеджер. Поездка в Чили.
Байер. Участок у моря и дом. Вроде по случаю, но в общей сложности 5 лет.
Креатор. Телевизор, холодильник, посудомоечная машина. К счастью, только полгода.
Менеджер. В следующем году на Занзибар. Когда все остальное?
Байер. Учеба 10 000 за семестр.
Креатор. Дебет 50 000.
Байер. У меня 22 000.
Аккаунт. Чудом выплатила в прошлом месяце.
Менеджер. У меня только 20 000, но потребительский кредит еще столько же.
Аккаунт. На квартиру на 15 лет.
Медиапланер. У меня на 17.
Бухгалтер. У меня на 20.
Медиапланер. Погоди. У меня к тебе вопрос. Ты спишь с моим Виктором?
Аккаунт. Что?
Медиапланер. Спрашиваю, ты спишь с Виктором?
Аккаунт. С чего это тебе в голову пришло?
Медиапланер. Вижу. Мы знакомы с лицея, скажи правду. Спишь с ним или нет?
Аккаунт. Нет. Богом клянусь, что нет.
Сцена тринадцатая
Байер. Я очень люблю папу, может, даже больше, чем маму. Я его любимая доченька, а он мой лучший друг. Иногда он меня немного раздражает, и я ссорюсь с ним, но кто с кем не ссорится?! Особенно раздражает, когда он приходит ко мне без предупреждения и под пустяковым предлогом. Сегодня, например, придумал, что ему прислали какое-то уведомление. Но я-то знаю — это он меня проверяет. Неважно, дома я или нет, принимаю ванну, хожу голой или как раз завтракаю с парнем. Я чувствую себя так, будто он влезает на мою территорию в грязных сапожищах. Без стука, открывает дверь своим ключом. Иногда мне хочется его за это убить, за доброту эту, за эту улыбку на лице. Приходит и елейно спрашивает, что слышно, что делала, почему не беру трубку. Это моя жизнь, черт подери, мое время, мой мобильный. В такие минуты я его ненавижу. Я ведь замечаю, как он осматривает квартиру, меня, а потом тут же говорит, что оказался поблизости случайно или что это ради моего блага, от любви, что он просто за меня беспокоится. Я ему верю, с чего бы ему врать. Тогда эти мысли уходят. Они меня пугают, потому что в последнее время все чаще возвращаются, теснятся в голове, толкаются, не дают спать, думать, болят, кричат, давят на мозг, кружат и разрывают череп.
Боже, нет! Я вообще не знаю, что тогда со мной происходит.
А так в принципе я его люблю. Купил мне квартиру, обставил, взял специально кредит, заплатил за лучшее образование, звонит мне каждый
Расходимся, в частности, по поводу парней. Папа самый главный, он это знает, но ведь я не выйду за него замуж. Моему папе нравятся респектабельные, солидные, воспитанные, вежливые, культурные, лучше всего в костюме, а что поделаешь, если я влюбляюсь в рок-музыкантов? Круче всех басисты, они самые мрачные, загадочные. С одним таким я потеряла девственность. Мне было 17, мы с подружкой поехали якобы к ее тете в деревню помогать на сенокосе, а на самом деле рванули на море. Там познакомились с компанией из десятка длинноволосых парней и чуть не обалдели от счастья. Колесили с ними автостопом по всей стране, пили вино, пели у костра, купались нагишом в море. Это были лучшие каникулы в моей жизни. Вернулась домой, по уши влюбленная, представила Алекса отцу — якобы познакомилась с ним в этой деревне, в поле. Алекс меня обнимал, целовал и вообще вел себя раскованно. У моего старика желваки заходили, но волю он себе дал, разумеется, потом, когда Алекс ушел, при нем-то был сама любезность: «не хотите ли чаю, коньяку». Начал орать: «Здесь я решаю, с кем тебе встречаться, сюда не будет приходить всякий сброд. Только через мой труп». Когда я сказала, что все равно сделаю так, как хочу, ударил меня по лицу с такой силой, что я упала. Тут я впервые почувствовала, что он меня уничтожает и я хочу его за это убить. А Алекс? Алекс не понимал, что я не могу поехать с ним в концертный тур, что я должна возвращаться с тусовки не позднее часа ночи, а не через два дня. И нашел себе другую, такую, которая была всегда свободна.
Кажется, больше всего самоубийств происходит по утрам в понедельник, а у меня по понедельникам нет сил даже умереть. Не хочется встать на подоконник и открыть окно. Солнце так слепит, выключите его. Папа. Я как-то уже так стояла. Тогда, после Алекса, перед выпускными. Из-за папы, папочки, ревнивого сукина сына. Ничего мне не хотелось: любить, ненавидеть, плакать, а больше всего — жить. Хотелось только смотреть вниз. С высоты десятого этажа. И еще полететь. Лететь, парить, взмывать ввысь, к солнцу, облакам, расправить крылья, раскрыть ладони и быть свободной. Кажется, человек умирает еще в полете от разрыва сердца. Падает трупом на землю. И уже ничего не чувствует, даже падения, ничего у него уже не болит.
Сцена четырнадцатая
Аккаунт. Мне приснился сон. Я стояла на шоссе, ведущем в небо.
Бухгалтер. Мне ничего не снилось. Абсолютная пустота.
Креатор. Я видела во сне себя. Себя.
Байер. Бодрящая свежесть утра, я с парнем на лугу.
Медиапланер. Мне снился прейскурант жизни.
Директор. Кровать.
Менеджер. Детский сад.