Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин
Шрифт:
Едва сошедши с поезда, туруханские ссыльные начали действовать. Ленин, Зиновьев и прочие лидеры большевиков были в эмиграции. Как и в 1905 году, они не готовили революцию, участия в ней не принимали. И теперь оказались отрезанными от России: как русские подданные, они не имели права проехать через сражавшуюся с Россией Германию и лихорадочно решали: что делать?
В Петрограде большевистскими организациями руководили молодые люди: уже знакомый нам Вячеслав Скрябин-Молотов и его сверстники, выходцы из рабочих – Шляпников и Залуцкий. Им удалось в начале марта наладить выпуск «Правды». Редакцию возглавил Молотов, с ним – «революционеры
Коба и Каменев тотчас отправились в особняк. На заплеванной окурками, недавно роскошной лестнице – черные тужурки рабочих и серые солдатские шинели. В спальне стучали «ундервуды» – там работал секретариат партии…
Молодые петроградцы не проявили восторга по поводу появления туруханцев. Но те действовали жестко.
«В 17-м году Сталин и Каменев из редакции «Правды» вышибли меня умелой рукой. Без излишнего шума, деликатно», – вспомнит эти дни девяностолетний Молотов. Опять наступило время бушующей толпы, время улицы, время ораторов. Весь этот период бывший поэт проведет редактором в «Правде».
Глава 6 Партии великого шахматиста
Дебют: встреча с властью
Его статьи в «Правде» поразят историков странным забвением взглядов его учителя Ленина. Кобе явно нравится эта буржуазная революция, столь успешно перевернувшая его жизнь. Он славит Российскую социал-демократическую партию, совершенно забыв, что единой партии для последователя Ленина быть не может: есть два непримиримых врага – большевики и меньшевики. В то время как Шляпников и молодые петроградцы призывают к ленинским лозунгам – братанию на фронте, немедленному прекращению войны, – Коба пишет в «Правде»: «Лозунг «Долой войну!» совершенно не пригоден ныне как практический путь». Каменев идет дальше – призывает солдат «отвечать пулей на немецкую пулю».
Но Коба не только пишет. Вместе с Каменевым он поворачивает политику петроградских большевиков – начинает кампанию объединения большевиков с левым крылом меньшевиков. Кампанию, преступную для последователя Ленина!
Впоследствии Троцкий напишет о «растерянном Кобе, который в те дни следовал за Каменевым и повторял меньшевистские идеи». И Троцкий прав. Только он не понимает – почему.
Наряду с Временным правительством в Петрограде с начала революции установилась вторая власть – Совет рабочих и солдатских депутатов. Сам термин «Совет» очень удачно родился еще в революцию 1905 года. Слово уходило корнями в крестьянское сознание, в традицию русской соборности.
Пока Дума, захлестнутая революцией, пыталась предотвратить хаос, две революционные партии – эсеры и меньшевики – в казармах и на заводах быстро провели «летучие выборы» простым поднятием рук. Уже 27 февраля было объявлено о создании Петроградского Совета. В него вошли делегаты от рабочих и, что самое важное, от воинских частей. Руководили Советом, конечно, те, кто умело продирижировал выборами: революционная интеллигенция – эсеры и меньшевики. Теперь в Таврическом дворце, где заседала Дума, объявилась еще одна власть – Совет. Власть, опирающаяся на толпу.
При помощи солдатских депутатов Совет контролирует гарнизон. Он издает знаменитый «Приказ номер один»: в частях правят теперь солдатские комитеты, офицеры поставлены под контроль солдат. Это – конец дисциплины. Уже началась охота на офицеров…
Да, Совет – это сила. Он воистину делит власть со слабым Временным правительством – в его состав уже введен председатель Совета, эсер Александр Керенский.
Совет предложил новый обычай: полки приходят к Таврическому дворцу, где заседает Дума, формально – для выражения ей поддержки. Но уже 3 марта председателя Думы Михаила Родзянко едва не расстреляли пришедшие матросы. И Коба теперь каждый день мог наблюдать одну и ту же картину: перед дворцом яблоку негде упасть – толпа серой солдатни и черноватого рабочего люда. Грузовики, набитые солдатами и рабочими, режут толпу, торчат во все стороны штыки и красные флаги. Непрерывные крики, зажигательные речи… Из вестибюля дворца льется поток людей. Чтобы двигаться куда-то, надо в него включиться…
Растет, растет могущество Совета. Коба знает: это по решению Совета солдатики проводят обыски в квартирах бывших царских сановников – пока не без робости. И после обыска, смущаясь, просят на чай у обыскиваемого барина – Россия!
Но уже идут аресты. В Совет привозят «прислужников царского режима». Приволокли бывшего министра юстиции Щегловитова, – его спас от самосуда Керенский. Уже срывали со старика погоны, когда Керенский вырос перед толпой с криком: «Только через мой труп!» Накануне приезда Кобы Совет заставил Временное правительство арестовать отрекшегося царя и отправить его министров в камеры Петропавловской крепости.
Пока Совет не может сместить Временное правительство, ибо в глазах России и оно, и Дума – зачинатели революции… Но Совет уже открыто его контролирует. Появляется зловещая формула «постольку-поскольку»: правительство может управлять, постольку-поскольку его поддерживает Совет…
Могущественен Совет – и теперь Коба стал частью этого могущества. Во главе Совета стоят старые его знакомцы по Кавказу, грузинские революционеры. Председатель Совета – меньшевик Николай Чхеидзе, другой влиятельнейшей фигурой является Ираклий Церетели. Вечное братство маленького народа… Конечно же, они хотели, чтобы большевики делегировали в Совет знакомого им грузина Кобу. И вот вчерашний всеми забытый туруханский ссыльный – член Исполнительного комитета Совета, истинного властителя Петрограда. Так впервые он соединился с государственной властью.
Коба умеет служить могуществу. Так что не зря он вдруг забыл ленинские напутствия, не зря повторяет идеи меньшевиков и поддерживает еще одного большевистского члена Исполкома – интеллигента Каменева, опьяненного воздухом революционного Петрограда, проповедующего «единение демократических сил».
А дальше – больше: в одной из своих статей Коба славит идею сохранения русского унитарного государства.
«Он будто позабыл прежние идеи по национальному вопросу, написанные по указке Ленина», – язвит Троцкий.
И опять Троцкий прав, и опять не понимает – почему.
Эти идеи державности, сохранения Империи не могли не понравиться людям из Временного правительства. Они должны были заметить Кобу, влиятельного радикала, у которого тем не менее такие удобные взгляды… На многих направлениях начал играть новый Коба в первой и сразу ослепительной шахматной партии.
«Коба Сталин» – так подписывает он теперь свои статьи. Новый Коба. Прежний остался в Туруханске – преданный, жалкий глупец, которого использовали и легко забыли. Нет, он больше не таскает для других каштаны из огня. Теперь он служит себе. Себе и революции – «постольку-поскольку» она сможет служить ему.