Титры к фильму о любви

Ветрова Ольга

Ситуация двусмысленная. В конце концов, кто Катя такая, чтобы он перед ней оправдывался? Он – шеф, она – его сотрудница. Какое ей дело до того, с кем и как он проводит время? Да и Конституция гарантирует тайну личной жизни всем, а не только боссам.

В тот раз Катя еще могла возмутиться: ситуация задела ее лично. И не слегка зацепила, а повлияла на ее репутацию законопослушной гражданки. Но теперь Алиса Островская вряд ли напишет в своем интернет-дневнике, что сережку у нее украла бывшая подруга ее нынешнего парня.

Нет, Катя решительно не

может упрекать никого, кроме самой себя. Алексей и теперь не обещал ей пересмотреть свои взгляды на красивую жизнь и свободную любовь. Он просто поделился с ней глотком этой жизни за 350 евро бутылка и ночью этой любви. А завтра поделится с кем-то другим. Кто же откажется от «Круг Кло дю Менил» и от объятий такого мужчины?

За удовольствия, как известно, надо платить. Вот и Кате придется остаться или без своих представлений о честности в отношениях, или без удовольствий.

Ну, не так ее воспитывали. Книжки, опять же, она не те читала. Вернее, читала книжки, а не журнал «Космополитен». А в хороших книжках не пишут о светской тусовке, где все со всеми и всем хорошо. Ей-то плохо. При таких условиях никогда не решить задачу. Не вписаться в крутые повороты, если не доверяешь тормозам.

Может быть, кто-то и скажет:

– Бери, что дают.

Но Катя считала иначе…

И неизвестно, кто смешнее выглядит? Она, так и не избавившаяся от иллюзий? Или он, так до сих пор и не понявший, что для любви убийственно множественное число?

Она с такой тщательностью завернулась в простыню, прежде чем встать с постели, словно это была и не простыня вовсе, а тога, и Кате предстояло выступать в сенате перед каким-нибудь Брутом. Вернее, не каким-нибудь, а Марком Юнием. На самом деле, ей предстояло проскочить в ванную под взглядом своего босса и любовника. Опять бывшего.

– Кать, ты снова обиделась, что ли? И еще неделю будешь делать вид, что мы едва знакомы? – вздохнул Алексей.

– Почему же, Алексей Сергеевич, мы с вами отлично знакомы, – обернулась она на пороге ванной. – Вы – мой шеф. Я – ваша помощница. И наши отношения регулирует Трудовой кодекс Российской Федерации.

Больше они не разговаривали. Ну, то есть, конечно, обменивались обязательными и ничего не значащими фразами, типа:

– Нужно снять копию с наградного листа Казимира Федоровича и приобщить ее к ходатайству. Наличие правительственных наград – это смягчающие вину обстоятельства.

– Хорошо, Алексей Сергеевич.

Или:

– Кать, что ты будешь, эспрессо или капуччино?

– Капуччино.

– Убери кошелек. Зачем ты меня обижаешь? Простите, зачем вы меня обижаете, Екатерина Владимировна? Считайте, что обед за счет фирмы.

А пластическая операция по восстановлению вновь разбитого сердца – за чей счет?

Поздравляю, снова на те же грабли! Что за черт?! Впрочем, сама виновата. А может быть, виновато шампанское и Лара Фабиан.

Катя решила не вспоминать страстный голос, песни о любви и прошедшую ночь, она решила думать о Виталике. Клин клином.

Простой, но хороший парень. Работящий. Не изменит. Сильнее ее он будет любить разве что «Мерседес спринтер».

Так что Катя одна не останется. Все будет в порядке. В ее жизни, в ее сердце, в ее биографии. Пустых граф не предвидится. Мама может не волноваться.

Важно больше не ездить в командировки с шефом. Надо будет подключиться к делу Белоцерковского.

Катя не жалела о прошедшей ночи. Она жалела о наступившем утре. Прямо в душу наступившем, словно тяжелым ботинком. Отвратительное ощущение!

Катя и Алексей вернулись в Москву чужими людьми. С независимым видом и взглядами, которые можно добавлять в коктейль вместо льда.

…Следователь, кажется, ей верил. Насколько вообще может верить людям человек, привыкший всюду брать с собой понятых и требовать алиби. На Пуаро он похож не был. И вообще на сыщика. Следователь Глебов выглядел заурядно. Незапоминающееся лицо. Средний возраст и рост. Разговаривал он по большей части доброжелательно, но иногда смотрел слишком пристально, задавал провокационные вопросы. Но предъявить обвинение не пытался.

Катя рассказала ему все. И о наручниках в своей сумочке, и о своих подозрениях, что в Подмосковье завелся пироманьяк. Похоже, его возбуждают огонь и смерть. Сила пламени и слабость женщин.

– Пожар на даче месяц тому назад. Пожар в парк-отеле неделю назад. Пожар в вашем городе два дня назад, – задумчиво подвел итог следователь. – Вы считаете, есть связь? Обычная дача, элитный коттедж, старые сараи…

– И во всех случаях внутри оказывались женщины и наручники, – напомнила Катя.

– Ну, насчет женщин понятно. По статистике, их вообще больше, – пустился в рассуждения Глебов. – И они чаще оказываются внутри. Вот я сейчас здесь, в рабочем кабинете. А где бы, вы думали, моя жена? Дома. Готовит ужин. И если вдруг, не дай бог, конечно, от газовой горелки воспламенится штора в кухне, то и супруга моя окажется в эпицентре пожара. Теоретически в моем рабочем кабинете тоже может замкнуть проводка. Но пожары в жилых домах все же чаще случаются. Так что наличие женщины – это не аргумент. А вот наручники – дело другое. Среднестатистический гражданин не держит браслеты на даче или в сарае. Об элитном коттедже не скажу, не знаю, как там богачи развлекаются. Это нужно у полиции Куршевеля спрашивать. Там есть опыт приводов в участок наших олигархов.

– Не понимаю, при чем здесь Франция? – удивилась Катя. – Наручники в сумку мне подкинули. И явно не с целью поразвлечься.

– Интересно, по какому принципу пироман может выбирать своих жертв? – спросил следователь. – Его чем-то цепляет какая-то постройка или какая-то женщина?

– Так попытайтесь выяснить, не объединяет ли что-нибудь дачу, коттедж и сараи.

– Коттедж и сараи вы объединяете, Екатерина Владимировна. В первом случае вы надышались дымом. Во втором имели возможность смотреть на большой костер из окна.