Титус Кроу
Шрифт:
Я уже говорил раньше, что часы — это не только пространственно-временной корабль. Это еще и средство для переноса материи. Однако, пожалуй, такое определение тоже создает не совсем верное впечатление. Лучше вместо этого я скажу, что часы соединены со всеми точками в пространстве-времени. Если бы вселенная представляла собой двухдюймовый кубик, составленный из восьми однодюймовых кубиков — то есть имела бы три стандартных измерения, плюс время, и еще четыре таких же, тогда часы всегда находились бы в самом центре двухдюймового куба — там, где сходятся самые внутренние точки или углы восьми гипотетических измерений времени и пространства. Ментальный толчок отправляет часы в странствие вдоль линии, параллельной любым четырем из этих измерений одновременно. Конечно, в моей иллюстрации игнорируется тот факт, что существует бесконечное число измерений пространства-времени —
Так вот, внутри часов, где все эти межизмеренческие линии сил собраны воедино и сконцентрированы, необученный, неопытный путешественник может «сделать шаг» или «упасть» в любом из бессчетного числа «направлений», но при этом оболочка, корпус часов, останется статичной относительно своего нынешнего местонахождения. Тогда получается, что физически часы находятся всюду и всегда, а где-то могут оказаться только будучи направляемы вторым сознанием — то бишь сознанием того, кто ими пользуется.
Боюсь, я тебя запутал, де Мариньи, но пусть это тебя не пугает. Я пользовался часами очень много раз, а сам до сих пор время от времени во многом путаюсь!
А ведь я еще так и не описал интерьер часов, верно? Ну так вот… Представь себе самый густой лондонский туман, какой ты когда-либо видел, — плотную стену клубящейся серой мглы, сквозь которую не видно руки, поднесенной к лицу. А теперь убери сырость, которая всегда неизбежно сопровождает туман, и все прочие физические явления, с ним связанные. И наконец, представь себе, что тротуар у тебя под ногами постепенно теряет материальность и исчезает, но при этом у тебя не возникает никаких ощущений невесомости или падения — вот примерно так.
Часы поддерживают температуру, близкую к температуре человеческого тела, если не нужно иного режима. В любом случае, обитатель часов может приспособить температуру к потребностям своих физических рецепторов для создания полностью комфортных условий. В эти часы, де Мариньи, можно засунуть целое войско, и каждый воин устроится там с комфортом! Если я устаю, я представляю себе диван и ложусь на него. Представь себе, как я сплю на диване в гиперпространственном измерении, в месте соединения немыслимых сил — и все это находится внутри предмета, который похож на старинные напольные часы, не имеющие никакого отношения к системе измерения времени, придуманной человеком!
Но продолжу свой рассказ.
Наступил рассвет, если можно назвать рассветом это постепенное посветление неба, на котором звезды так не погасли до конца над чудовищной пустыней Земли. Тускло-оранжевое солнце поднималось в темно-синее небо на восточном горизонте. И все же, несмотря на то, что солнце умирало, его восход стал моей ошибкой, потому что загадочная постройка, которую мне так не терпелось осмотреть, находилась именно в той стороне, на востоке. Каким бы жалким ни было это солнце по меркам двадцатого века, все равно оно светило достаточно ярко для того, чтобы фасад странного здания покрыла тень. Из-за этого я приближался к постройке почти вслепую и таким образом одолел порядка трех с половиной миль. Основание небоскреба (я про себя начал именовать гигантское здание небоскребом, хотя его истинное назначение продолжало оставаться для меня загадкой) находилось в некоем подобии котловины, но, несмотря на это, здание все равно возвышалось на добрые три четверти мили над землей, и при этом диаметр колонны был в диаметре никак не менее трети высоты.
В какой-то момент нечто в очертаниях постройки заставило меня прекратить медленное движение часов вперед. Ощущение у меня возникло такое, словно я остановился у ног великана, но еще не решил для себя, добрый этот великан или нет! И между прочим, не считай это решение таким уж притянутым за уши, потому что постройка, которую я видел в виде силуэта, имела вид статуи.
Я решил облететь ее по кругу и разглядеть с той стороны, где бы тусклое солнце не светило мне прямо в глаза, но стоило мне только принять это решение, как возникло еще кое-что, что помешало ясному и четкому обзору. Солнце, планомерно поднимавшееся в небо, пусть слабо, но все же нагревало разреженный воздух в котловине, где стоял великан. От почвы вверх начала подниматься дымка. Она затягивала и затуманивала контуры гигантской фигуры, и к тому времени, когда я достиг точки на севере, откуда намеревался рассмотреть объект, сочетание поднимавшихся вверх испарений от почвы и тумана на поверхности земли закрыло от меня все, кроме верхушки. Но верхушку я теперь видел ясно и четко: это была величественная кривизна серебристого корпуса и его острый нос. Стройные обтекатели
Сердце у меня сжалось от боли. Это было больше того, чем то, на что я смел надеяться, и это оказалось намного лучше мысли о том, что последние люди на Земле копошатся в сухой почве, словно жалкие черви. Я с нетерпением ждал момента, когда солнце завершит свою работу. Наконец слабая дымка мало-помалу начала рассеиваться и покидать фигуру колосса. Вскоре начали явственно проступать очертания гигантской фигуры перед моим ошарашенным взглядом!
У меня пересохло во рту, разум на миг лишился всяких мыслей. Я мог только смотреть… и смотреть… От изумления и ужаса я раскрыл рот. Моя надежда на человечество рухнула в бездонную пропасть. Наверное, не менее получаса я простоял рядом с часами, охваченный неведомым мне доселе чувством. А потом я снова шагнул внутрь залитого лиловым сиянием корпуса часов, в этот портал, ведущий к неведомым местам и временам, и поспешил назад — туда, где, быть может, люди еще жили и любили, сражались и умирали, и процветали на зеленых холмах и плодородных долинах Земли.
Потому что колоссальная металлическая статуя, поднимавшая к небу серебристый символ галактического исхода, была изготовлена не людьми и не в виде человека. Да, те, кто поставил этого истукана, явно были наделены высочайшим интеллектом и, безусловно, гордились своим древним наследием — наследием, предшествовавшим человеку и явно намного пережившим его… Это был жук!
3. Меловой период
(Из магнитофонных записей де Мариньи)
К счастью, де Мариньи, доисторические эпохи, а также флора и фауна давно ушедших веков в юности были излюбленными областями моих увлечений. Много лет я хранил в Блоун-Хаусе коллекцию окаменелостей. Эти каменные фрагменты я сам собрал в подростковом возрасте. Аммониты и белемниты, маленькая костистая рыба из эоцена [35] , найденная в Лестершире, прекрасно сохранившийся пермский [36] трилобит двухсот восьмидесяти миллионов лет от роду из Йоркшира, и даже фрагменты крыльев археоптерикса из голосеменных лесов юрского периода [37] . Удирая назад во времени в слепой панике, подальше от размышлений об этой безымянной цивилизации жуков, населявших умирающую Землю в конце времен и оставивших монумент в знак своей галактической судьбы, я понятия не имел о том, что очень скоро мне придется применить на практике свои более чем скромные познания о доисторическом мире.
35
Эоцен — вторая геологическая эпоха палеогенового периода. Начался 56,0 и закончился 33,9 млн лет назад.
36
Пермский период (пермь) — последний геологический период палеозойской эры. Начался 298,9 ± 0,15 млн лет назад, закончился 252,17 ± 0,06 млн лет назад. Продолжался, таким образом, около 47 млн лет.
37
Юрский период (юра) — средний (второй) период мезозойской эры. Начался 201,3 ± 0,2 млн лет назад, закончился 145,0 млн лет назад. Продолжался, таким образом, около 56 млн лет.
Мой план — да нет, на самом деле это был даже и не план, а, скорее, инстинктивное стремление поскорее возвратиться в эпохи обитания на Земле человека — состоял в том, чтобы подыскать знакомый исторический период. Оттуда я мог бы разработать маршрут возвращения к точке старта — или даже к моменту на неделю позже моего отбытия из Блоун-Хауса в машине времени. Все зависело, конечно, от того, сумею ли я освоить управление механикой своей машины до такой степени! И хотя я говорю о паническом бегстве, все же я не настолько сильно спешил, чтобы забыть о том, что произошло при моем первом путешествии во времени, когда я чуть было не опередил самое время. Мне не хотелось совершить вторую подобную ошибку — ведь я запросто мог превратиться в комок перенагретой плазмы, только что выброшенной из недр солнца!