ТКС. Книга вторая
Шрифт:
– Милая шутка. Но без особого практического смысла, - небрежно заметил хранитель.
– Такие книги обычно становятся домашними любимцами какого-нибудь провинциального библиофила.
– Но это же настоящий ‘Бойделл’ - очень красивое издание, сработано со всем тщанием, состояние хорошее… - Ариэль Аттиус снова усмехнулся, и я пробормотала: - Мамина библиотека маленькая, мы всем рады… И вот однажды во время планового пролистывания… не знаю, как у вас, а у нас раз в квартал проводится профилактика книжной депрессии - все книги открывают, пролистывают, если есть признаки грусти-печали
– …библиотека маленькая.
– Да. В общем, во время профилактики мама открыла трагедийный второй том на странице с гравюрой, и Отелло, душащий Дездемону, вдруг повернул голову и подмигнул ей, улыбаясь. А потом снова принялся жену душить. Мама рассказывала, что улыбка эта была такого сорта, что у неё мороз по коже прошёл.
– Вот это уже интереснее, - оживился Ариэль Аттиус.
– Стала мама дальше листать, и тут выяснилось, что второй том умудрился перенять способность оживлять картинки. Из зависти. Зависть тоже может горы свернуть. Но если в комедийных иллюстрациях это выглядело мило, то в трагедиях… сами понимаете…
– Хо-хо! Воображаю - ‘все благовония Аравии не смогут запах крови смыть…’ И тут леди Макбет улыбается и подмигивает, да не как-нибудь, а шаловливо.
– Вот именно! Совсем другой смысл. Представляете, Тибальт пронзает шпагой Меркуцио, а сам в это время улыбается и подмигивает. У любого создалось бы впечатление, будто второй том посвящён каким-то маньякам-психопатам, для которых убийство - это развлечение. За Шекспира обидно, он не про то писал.
– И что же было предпринято?
– Мама придерживается мнения, что убеждение - наименее травмирующий способ коррекции поведения книги, сбившейся с пути. Поэтому она не стала применять чары, а исподволь, день за днём, внушала второму тому мысль о его величии и явном превосходстве над легкомысленным собратом.
– Получается, шутовство было заменено манией величия?
– На деле вышла смесь этих свойств. Второй том стал напоминать Мальволио в жёлтых подвязках. И уж после его удалось убедить, что персонажам трагедийного тома - серьёзного солидного собрания, достойнее демонстрировать печаль. Благородная одинокая слеза, тихо сползающая по щеке, уместна в любом месте шекспировской трагедии и внушает читателю уважение. Было проверено на одной гравюре в сцене с Бенволио и Ромео. ‘Я потерял себя, и я не тут. Ромео нет, Ромео не найдут…’ - поворот головы, взгляд на читателя и слеза по щеке… Так же больше подходит, правда?
– Э-э-э… наверное, - согласился Ариэль Аттиус, но мне показалось, что идея весёлых шекспировских маньяков запала ему в душу.
– Однако если мы тут каждую сбрендившую книгу обхаживать будем, такой бардак начнётся…
– Это потому что библиотека большая, - сказала я с серьёзным лицом.
В этот момент со стороны стеллажа послышалось громкое шипение и плевки. Выяснилось, что Кайлеан Георгиевич, оставленный нами в профессиональном пылу, заскучал и развлекался тем, что дразнил змеиную книгу.
– Действительно прыгает, - сообщил он, когда мы вернулись.
– Особенно если пошипеть в ответ.
Маленький эльф
– Я очень надеюсь, что звуки плевков, которые раздавались на всю библиотеку, издавали не вы, Ваше Высочество. Кстати! А пройдёмте, леди Данимира, в драконий отдел. Там много интересного.
– С удовольствием, - с энтузиазмом сказала я.
Кайлеан закатил глаза к потолку.
– Мастер Аттиус начнёт с одного неинтересного обугленного стеллажа, который он неизвестно зачем сохраняет много лет в столь плачевном виде. А я ведь неоднократно предлагал возместить ущерб!
Хранитель осклабился с дребезжащим смешком:
– Чрезвычайно наглядный пример в назидание подрастающему поколению. Было бы непростительным расточительством его лишиться.
В драконий отдел мы прошли потайными ходами, соединяющими линии лабиринта, и там Ариэль Аттиус действительно подвёл меня к стеллажу, на котором явственно виднелись следы пожарища.
Как выяснилось из рассказа хранителя, обугленный стеллаж был делом рук юного Кайлеана Георгиевича, который в малолетстве заболел драконами и просто ими бредил. Драконья магия - дело серьёзное и совершенно не детское, король счёл, что его младшему сыну ещё рано приобщаться к столь опасным тайнам, и отдел был для принца закрыт. Тогда с изворотливостью, достойной лучшего применения, Кайлеан всё-таки проник в запретное помещение (применив к несчастному персоналу ряд разнообразных заклинаний: заклинание запрятанных грёз, заклинание понедельничного оцепенения и возмутительное заклинание, вызывавшее неодолимое желание покататься на карусели в парке).
Устранив все препятствия, юный принц вступил в драконий отдел и принялся беспечно открывать одну книгу за другой. В результате грозная магия вышла из-под контроля, вспыхнул пожар.
Спасло принца только то, что один из библиотекарей… да что скрывать, сам мастер Аттиус внезапно очнулся с мыслью ‘кто я, и что делаю со своею жизнью на этой карусели’.
– Это давно было, - мрачно сказал Кайлеан Георгиевич.
– Могли бы и не рассказывать. И вообще я всё правильно делал, так не должно было получиться.
– Ах, правильно?
– вспылил мастер Аттиус.
– Я вам сейчас покажу, леди Данимира… вы поймёте… - с этими словами он пододвинул библиотечную лестницу, проворно как корабельная обезьянка вскарабкался на самый верх и принялся упорно тащить с верхней полки огромную книгу в половину своего роста.
Спокойно стоять и смотреть на это зрелище не было никакой возможности.
– Подождите, Кайлеан вам поможет!
– воскликнула я и схватила Кайлеана за предплечье, забыв про субординацию.
– Ни в коем случае, - пропыхтел хранитель сверху, - книга заговорена, снять её с полки может лишь сотрудник библиотеки… а то ходят тут некоторые… пожары устраивают…
– Ну так позовите кого-нибудь, - с раздражением сказал Кайлеан.
– Кого-нибудь из молодых - Артура, или Лукаса… или блондинчика этого, как его… Мортена, что ли…
Я вздрогнула.
…Мортен - это ведь обычное имя, оно ничего не значит. Может, этих Мортенов в Эрмитании как Саш в России, и половина из них - блондинчики…