Тьма между нами
Шрифт:
– Готова спуститься? – спрашивает она.
Улыбаюсь в ответ. Она бережно берет меня за руку и помогает сойти по ступенькам. В столовой садится на свое обычное место рядом с окном во главе стола, я – через два стула от нее. Фрамуга приоткрыта, и я чувствую легкое дуновение ветра на моих волосах, от которого по шее и плечам пробегают мурашки.
На столе бутылка вина. Удивляюсь неожиданной щедрости, но Нина наливает только себе, мне не предлагает – знает, что я соглашусь, и, перехватив мой пристальный взгляд, отворачивается. Я привычно молчу и отхлебываю теплую воду из стоящего передо мной пластикового
В качестве аккомпанемента для семейного ужина она снова выбрала сборник хитов ABBA на старой пластинке, настолько заезженной, что допотопная игла то и дело перескакивает и слова песен теряются в шуме и потрескивании. Однажды я неосторожно предложила ей купить альбом на компакт-диске, чтобы нормально, без помех слушать музыку; посмотрев на меня с нескрываемым отвращением, Нина напомнила, кому когда-то принадлежала эта пластинка, и заявила, что избавиться от нее было бы «кощунством». «Мы ведь не можем менять вещи просто потому, что они стареют, так ведь?» – многозначительно добавила она.
Порядок песен помню наизусть. Раздаются вступительные аккорды SOS, и я не могу удержаться от усмешки (естественно, лишь мысленной) – юмор висельника, кажется, так это называется. Нина берет ложку и выкладывает мне в тарелку самый большой кусок курицы с дополнительной порцией овощей, щедро сдобренных соусом. Сама же обходится гораздо меньшим. После такого ужина я весь вечер буду мучиться от изжоги. Однако не жалуюсь. Благодарю ее и говорю, что пахнет очень аппетитно.
– Помочь? – спрашивает она, и я киваю в ответ.
Подойдя ко мне, нарезает мясо ножом на маленькие кубики и возвращается на свое место.
– Что интересного на работе? – спрашиваю я.
– Ничего.
– Народу много? Судя по толпе детей, играющих на улице, уже начались пасхальные каникулы.
– Все-то ты замечаешь из своего «вороньего гнезда»…
– Просто наблюдаю.
Курица наполовину сырая, но я молчу и окунаю кусочки в соус, чтобы замаскировать тошнотворный вкус.
– Сегодня с утра были дошкольники, так что пришлось попотеть, – продолжает Нина. – Некоторые родители просто сваливают на нас детей, будто мы – няньки, а сами сбегают за покупками. Суть нашей программы – читать вместе с детьми. Но есть женщины, которые тяготятся материнством, так ведь?
Кусок картофеля падает с ее вилки на стол. Она дважды пытается поддеть его, размазывая соус по тонкому светлому кружеву. Ненавижу, когда она стелет эту скатерть. Ее сшила моя бабушка незадолго до своей смерти. У нее был рак груди. Меня так и подмывает сделать Нине замечание, но я прикусываю язык и делаю вид, что ничего не произошло.
– Кстати, Луиза снова беременна, – говорю.
– Кто это?
– Луиза Торп из восемнадцатого дома. Ее муж – таксист.
– С чего ты взяла?
– У него на машине стоит желтый фонарь, такой с шашечками.
– Нет, – она мотает головой, – откуда ты знаешь, что она беременна?
– А, – выдавливаю из себя улыбку. – У нее появился животик. Еще пару недель назад его не было, а тут…
Осекаюсь, понимая, что подняла скользкую тему. К сожалению, слишком поздно.
– Когда у меня начал расти живот, ты не была столь наблюдательной, а? – спрашивает Нина, сверля меня взглядом.
– Пожалуй, – откликаюсь я и опускаю голову, делая вид, будто увлечена едой. Комнату словно пронзает ледяной ветер.
– Я и сама заметила только на шестом месяце, – вспоминает Нина. – У меня не было ни токсикоза, ни тяжести, ни усталости, ничего. Все складывалось удачно…
Еще ниже опускаю голову.
– До определенного момента, – продолжает она. – Все складывалось удачно до определенного момента.
Ее тон не предвещает ничего хорошего. Надо бы сменить тему, но я свои новости уже исчерпала.
Нина с грохотом роняет приборы на тарелку. Я вздрагиваю и молча наблюдаю, как она поднимается, достает вторую пластинку из двойного альбома и ставит песню Does Your Mother Know [5] , одну из самых заводных у ABBA. Едва раздаются первые аккорды, ее лицо светлеет, и она принимается подпевать.
5
«Знает ли твоя мать?» (англ.)
– Помнишь, мы всегда под нее танцевали? Брали расчески вместо микрофонов и пели. Я за мужчин, а ты за женщин, – внезапно заявляет Нина и подходит ко мне.
Я сжимаюсь, не зная, чего ожидать. Но она лишь протягивает руку.
– Прости, я уже слишком стара для этого, – пытаюсь отговориться я.
– Отказы не принимаются!
Приходится встать – просто нет выбора. Мы выходим на свободный пятачок комнаты; Нина, приплясывая, берет меня за руки и начинает вести. И не успеваю я оглянуться, как мы уже кружимся по комнате, насколько позволяет моя ограниченная подвижность, словно две идиотки. На мгновение будто вернулись наши восьмидесятые, когда мы точно так же дурачились, плясали и горланили во весь голос. И впервые за очень долгое время я ощущаю связь между нами. Как же это приятно!.. А затем вижу наше отражение в окне.
Нет, Нина давным-давно не моя малышка, а я – не ее мать.
Припев начинает сходить на нет, и вместе с ним исчезают воспоминания о прошлом. Возвращаемся за стол и продолжаем мерзкий ужин, одинаково отвратительный обеим.
Я пытаюсь завязать светскую беседу. Спрашиваю, какие у нее планы на завтра, упоминаю имена нескольких ее коллег, и к тому времени, когда она заканчивает рассказывать мне о жизни людей, которых я никогда не видела, ужин – ко взаимному облегчению – заканчивается. Я уже чувствую, как едкий желудочный сок начинает медленно подниматься вверх по горлу, и поспешно сглатываю. Сегодня полночи придется сплевывать тошнотворную слюну в стакан рядом с кроватью.
– Убрать со стола? – вежливо предлагаю я.
– Да, было бы неплохо.
Начинаю складывать тарелки и приборы.
– Отлучусь в ванную, а потом помогу тебе подняться наверх, – бросает Нина, уходя.
Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, действительно ли она ушла, – и поспешно делаю глоток вина прямо из бутылки. Оно оказывается сладким, как нектар. Я с наслаждением отхлебываю еще и тут же спохватываюсь – вдруг она специально оставила его, чтобы проверить меня? Не желая попасться, доливаю в бутыль воды из чашки, а остатками смачиваю салфетку и пытаюсь оттереть жирное пятно на скатерти.